— Выйди, там возле клумбы стоит тачка, в которой я землю развозил, — приказал Мартин. — В неё собери весь пропитанный красным снег. Лопату возьмешь в гараже.
Девушка кивнула и вышла во двор. Хотела расстегнуть верхние пуговицы пальто — она пока работала, успела вспотеть, но передумала. Не хватало ещё простудиться. Прежде чем пойти за лопатой, ещё раз обошла двор, стараясь не наступать на почерневший снег. Крови не так уж было и много.
Гараж находился за углом дома, к нему вел спуск: подвал состоял из двух частей — комнаты, где обитала Файза, и, собственно, гаража, где стояла дизельная «нива». Осторожно ступая, чтобы не упасть, девушка добралась до ворот. Последние метры все равно пришлось проехаться — почти летние туфельки скользили по накатанному снегу. Хорошо хоть не упала — с разбегу налетела на железные ворота, гулко ударившись в них руками. Файзе почудилось, что этот звук разнесся далеко-далеко — так было тихо этой ночью. Калитка открылась бесшумно — петли всех дверей в доме были хорошо смазаны. Мартина раздражали резкие и громкие звуки. Он даже музыку предпочитал слушать в наушниках в МР3-плеере. Ходил по дому качая головой в такт, что-то себе думая… Хоть аудиосистема с большими колонками в кабинете хозяина имелась.
Взяв в гараже совковую лопату, Файза вернулась на площадку перед крыльцом. Подниматься на склон теперь было легче — она опиралась на черенок, как на посох. Окровавленный снег начала собирать с дальнего конца — от машин, постепенно приближаясь к дому. Для того чтобы сгрести все черные пятна тачки не хватило, поэтому пришлось вернуться в гараж и взять там пластиковое глубокое корыто, в котором Мартин раньше солил рыбу.
Справившись с заданием, девушка не спешила зайти в дом. Ещё раз осмотрела площадку, но больше черных точек не заметила. Впрочем, она знала, что когда рассветет, всё равно придется ещё раз осмотреть двор. В такой темноте невозможно убрать всю… грязь? О, да, девушка давно была приучена относиться к крови, как к обычной жидкости, которая всё пачкает, загаживает — попробуй потом отстирай. Файза невольно покачала головой, поймав себя на мысли, что всё произошедшее за последние тридцать минут её совершенно не испугало и…
Артём обвел всех присутствующих в комнате взглядом.
— Вы должны знать, что мертвецы её не удивили.
— Подожди, — поднял руку Алексей. — Ты сказал, что рассказ — это чистая правда. Так?
— Да.
— Но я что-то в новостях не слышал про бойню в каком-то там лесу. Согласись, подобные случаи скрыть невозможно. Об этом говорили бы все газеты. Вон про Цыпка сколько вони стояло.
— Ответ прост, — ответил Артём. — Всё, о чем я рассказываю — это не просто импровизация. Эти знания, цвета, запахи, картины, даже мысли участников — всё это приходит в мое сознание. Вот только я не могу с уверенностью сказать о времени. Я не знаю точно, когда это произошло. Вчера, сегодня или завтра. Часто эти образы не полные, а, как бы сказать поточнее, выборочные. Я вижу эти тела на снегу, но я не видел, как их расстреливали. Может это у меня в голове стоит фильтр?
Артём вдруг засмеялся.
— Просто я не понимаю и не хочу принимать то, что считается нормальным в наше время. Я против насилия. Если взять современные фильм, то, что мы там видим? Сценаристы озабочены только одним: как бы по-оригинальней убить героев. Смерть в кино превращается в гэг, подобие удачной запоминающейся шутки. Моё нутро противится этому, мне это неприятно, и фантазия, мозг, чувствуя моё настроение, наверное, щадит подсознание и сознание. Я другого объяснения не могу найти. Я знаю, как это произошло, но… Я не видел самой картины убийства и я не могу точно сказать, было ли это в этом году, прошлом, а может событие ещё даже не произошло? Я вижу: время — начало декабря, но как он их убивал, как пули входили в тела, как падали люди? Хоть пристрелите — не ведаю.
Мне известно, что от трассы к дому ведут две грунтовые проселочные дороги. Там Мартин установил фотодиоды — датчики слежения. Если луч пересекает кто-то и лазер прерывается, то на станцию в доме идет сигнал. Аппаратура стоит на втором этаже, где у нашего героя кабинет. Там имеется программа, регулирующая опасность. Если поступает один сигнал, зажигается просто красный свет, второй — срабатывает подобие слабой сирены. Такое бывает, когда птица пролетит над землей, или олень пройдет. Ну, а в случае трех-четырех упорядоченных сигналов понятно, что машина или человек идет в сторону дома. Вот тогда включается сигнализация и, одновременно, в кармане Мартина начинает вибрировать устройство, похожее на пейджер. То есть, даже когда хозяина нет дома, он знает, были ли у него в гостях или нет. Нашего героя незваные гости не застали врасплох. На крыше дома стояли камеры — тепловизоры, передающие изображение на экраны. Мартин полностью контролировал подступы к своему логову, весь периметр. Кстати, на хиленьком заборчике на сетке висели такие себе забавные таблички со смайликом и хорошо видной издалека надписью «Осторожно, злые мины». А вот были ли заминированы подходы к дому или нет? Я даже не могу сказать… Впрочем эти картонки — излишняя предосторожность. Никому в городке, где живет Мартин, в здравой памяти не придет мысль лезть к нему в гости без спроса.
6. Неизбежное
В гости… Снова всплыли вспоминания о странном госте и его словах: «Я — праведник. А вы — проводник».
Механик взял кружку — было видно, как от чая прозрачными змейками поднимается пар. Он внимательно смотрел на отражающееся в воде своё морщинистое длинноносое лицо. Нереальность всего происходящего в этой каморе подчеркивала тяжелая гнетущая тишина, давно уже прописавшаяся в пустом дворце культуры, куда теперь редко заходил даже директор, только уборщицы, полгода не получавшие никакого жалования, регулярно утром приходили на службу. Их смена закончилась ещё в обед. Сейчас же, после трех, здание было совершенно безлюдным: на всю высоченную серую громаду дворца с мраморными колоннам, светлыми залами, лепными потолками, чугунными люстрами только он и этот сумасшедший старик. «Не хватало стать героем какой-нибудь истории в духе Эдгара По», — усмехнулся про себя Артём. Впрочем, чтобы сорокалетнему да не справиться с немощным доходягой?
— Вы — проводник, — продолжал гость. Его голос был торжественен, словно он произносил клятву. — Вы умеете слушать, но больше всего на свете вам удается рассказывать самому, и ваши рассказы… Вернее, не ваши — к вам они приходят вполне готовыми, от начала до конца. Поэтому вам авторство нельзя приписать…
Вот в этот момент Артём удивился. Даже на какое-то время исчез непонятно откуда взявшийся страх. Конечно, этот старик мог слышать его байки, но откуда ему известно, как истории появляются? О таком он никому не мог разболтать. Хотя… когда его несло, краев не видел. Скорее всего, старик был на посиделках с друзьями, где его просили рассказать что-нибудь интересное и, как часто бывает, кроме самой истории он мог ввернуть кое-что от себя и про себя, о вдохновении, о чудесной любви муз.
Артём не был писателем — процесс переноса приходящих к нему видений на бумагу у него вызывал почти физические мучения. Но в душе он всегда предполагал, что если бы был изобретен способ воплощения навеянных образов без многочасового печатания на машинке или за компьютером, то из него получился бы неплохой автор. Можно нанять стенографистку? Но зачем? Ему что, некуда девать деньги? И к тому же все его истории сложно было бы кому-нибудь продать. Он не общался с литературоведами или редакторами журналов — он даже не был уверен, что они до сих пор где-нибудь издаются. Артём обладал даром, но не знал, как им пользоваться. Слушателями его историй были соседи по купе или больничной палате, случайные попутчики в автобусах и электричках, ребята, загорающие рядом на пляже, вот и всё. Но старик откуда-то узнал, что все его рассказы — это не просто чистый вымысел фантазера. Эти рассказы были такими ясными и четкими, что на некоторое время даже казались его личными переживаниями. Артём пришел к выводу, что обладал даром получать чужой жизненный опыт. Потом сюжеты забывались, и наступала очередь других историй, других чужих воспоминаний…