Поэтому я и говорю, — продолжал Хираньяк, — что не может быть дружбы между вороной и крысой, как не может быть дружбы между хищником и его жертвой.
О друг! — возразила Ворона Лагхупатанака. — Какая польза оттого, что съешь друга? Ведь его мясом не насытишься на всю жизнь! К тому же ты такой маленький, что тебя не хватило бы мне даже на закуску.
Что ты там ни говори, а вороны всегда были врагами крыс, — сказал Хираньяк. — Хищник никогда не станет травоядным. Как бы вода ни была горяча, она всё равно погасит огонь. Разве змея станет безвредной оттого, что её украсят бриллиантами?
Однако Лагхупатанака не согласилась и с этими вполне справедливыми замечаниями Хираньяка. Друг, всё это я давно уже слышала, — возразила она. — Но я дала себе клятву, что или подружусь с тобой, или покончу жизнь самоубийством. Меня совершенно не смущает то, что ты так холодно со мной разговариваешь. Я знаю, благородные люди подобны кокосовому ореху: снаружи он жёсткий и грубый, зато внутри у него полно сладкого соку. Это не то, что ююба[2], которая с виду кажется очень вкусной, а стоит её в рот взять, так скулы сводит. Благородный человек всегда останется верным другу, что бы с ним ни случилось, и никогда не оставит его в беде. Я видела, как бескорыстно ты отнёсся к голубям, и твёрдо убеждена, что такого верного друга, как ты, мне не найти во всём мире. А потому вылезай из своей норы и давай подружимся.
Речь Вороны Лагхупатанаки показалась Хираньяку настолько убедительной и так ему понравилась, что он, не задумываясь, вылез из норы и обнял Ворону.
О Ворона, — радостно сказал Хираньяк, — как я рад видеть в тебе такую твёрдость и искренность! Всегда можно понять, кто говорит о дружбе от души и кто уверяет в ней только на словах. Ну, а теперь давай дадим клятву, что никогда не изменим друг другу.
И они поклялись, что до самой смерти останутся верными друзьями. С тех пор они стали жить вместе.
И вот однажды Ворона Лагхупатанака сказала Хираньяку:
Послушай, друг, скоро в этом лесу мне нечего будет есть. Видно, придётся мне перебраться в какое-нибудь другое место.
Человека, как зубы, волосы и когти, нельзя пересаживать с места на место. Именно поэтому мудрый человек никогда не оставит свою родину.
Так может говорить только трус, — возразила Лагхупатанака. — Какой толк жить там, где даже есть нечего? И кроме того, я верю в мужество. А для мужественного человека своя или чужая сторона не составляет разницы. Куда бы он ни пришёл, .своим мужеством он везде добьётся успеха, и даже чужбина станет для него родиной. Лев, где бы он ни был, везде останется господином.
Ну хорошо, — согласился Хираньяк. — Но куда же мы пойдём?
В лесу Дандакаранья есть озеро Карпурагаура, — сказала Ворона Лагхупатанака. — А в этом озере живёт моя подруга Черепаха, по имени Мантхара. Она будет очень рада, если я приду к ней, и угостит меня отборной рыбой и разной водяной дичью.
Так что же, значит, ты оставляешь меня одного? — спросил Хираньяк. — Уж если ты твёрдо решила идти, так бери и меня с собой.
Вот это другой разговор! — обрадовалась Лагхупатанака.
И они отправились вместе. Шли они быстро и через не сколько дней уже были в лесу Дандакаранья.
Когда они подошли к озеру, Лагхупатанака каркнула несколько раз, вызывая свою подругу. Услышала Черепаха Мантхара голос Вороны Лагхупатанаки и очень обрадовалась. Вынырнула она из озера, вылезла на берег и радостно обняла Ворону. Но вдруг она увидела рядом с ней Крысу и так испугалась, что тут же хотела повернуть обратно в озеро.
Постой, куда же ты? — остановила сё Ворона. — Это мой самый лучший друг, равного которому нет во всём мире. Тебе нечего бояться. И она рассказала Черепахе Мантхаре, как она познакомилась и подружилась с Крысой Хираньяком.
Узнав обо всём, Мантхара оказала Хираньяку любезный приём, угостила его вкусной рыбой и, когда он наелся и запил рыбу свежей озёрной водой, спросила:
Дорогой друг Хираньяк, а как же ты оказался в безлюдном лесу? Ведь крысы обычно живут в городе.
И вот что рассказал Хираньяк…
К ЧЕМУ ПРИВОДИТ ЖАДНОСТЬ
Кто дрожит над своим добром, всё потеряет.
Есть в городе Чампака монастырь, и живёт в том монастыре один монах, по имени Чарукарп. Когда-то под полом его кельи жил и я. С утра Чарукарп уходил в город просить милостыню, а вернувшись, обедал том, что ему подавали в городе, а затем, повесив мешок с остатками пищи на гвоздь, вбитый в стену, ложился спать. И вот, когда монах засыпал, я вылезал из своей норы, подходил к стене, на которой висел мешок монаха, подпрыгивал и, забравшись в мешок, вволю наедался.
Однажды, когда Чарукарп, только что пообедав, собирался лечь спать, пришёл к нему его друг — монах Винакарн. Они так долго сидели и разговаривали, что я успел порядочно проголодаться. Ждал я, ждал, когда Винакарн уйдёт и Чарукарн ляжет спать, и, не выдержав, решил попробовать пообедать при них. Вылез я из норы и стал осторожно подбираться к мешку. И вот, когда я был уже под самым мешком и собирался прыгнуть, Чарукарн увидел меня. Схватил он бамбуковую палку и ударил ею по полу. Если б я не успел вовремя отскочить и юркнуть в свою нору, плохо пришлось бы мне.
Винакарн не заметил меня и поэтому очень обиделся на Чарукарна за то, что тот невнимательно слушает его.
В чем дело, друг? — обиженно спросил он. — Почему ты так невежливо ведёшь себя?
О дорогой друг, — ответил Чарукарн, — прости меня! Но дело в том, что под полом у меня завелась Крыса, она всё время крадёт из моего мешка продукты. А теперь настолько обнаглела, что вылезла из своей норы даже при нас.
Посмотрел Винакарн на висевший на стене мешок и сказал недоверчиво:
Что ты говоришь, Чарукарн! Как может маленькая Крыса подпрыгнуть так высоко! Что-то здесь не так. Давай-ка посмотрим, что у неё там, в норе.
Подумав немного, взял монах Чарукарн лопату, разрыл мою нору и вытащил из неё все мои запасы пищи и всё, что у меня там было.
Лишившись своего имущества и запасов пищи, я очень расстроился. А через несколько дней я так ослабел от голода, что уже не мог, как прежде, прыгать за пищей.
Однажды, когда от слабости я еле-еле тащился по полу, Чарукарн, увидев меня, сказал:
Богатство вдохновляет человека, делает его сильным и мудрым, но стоит ему лишиться своего имущества, и он становится бессилен и телом и разумом. Так вот и с этой Крысой, теперь, когда у неё ничего больше нет, она стала такой же, как и все крысы.
«Что верно, то верно, — подумал я, услышав слова Чарукарна. — Ведь животное ничем не отличается от человека: как и у человека, у него есть ноги, уши, нос и даже мозг. Нет ничего удивительного в том, что животное ведёт себя, как человек, когда лишается своего имущества. Вот и я оказался в таком же положении. Поэтому незачем мне больше оставаться здесь». Но тут в голову мне пришла другая мысль: «А если я уйду отсюда, что тогда буду делать? Разве что просить милостыню. Это тоже невозможно. Лучше уж умереть, чем просить милостыню».
Подумав так, я решил остаться в этом доме. Но недаром ведь говорится: «Жадность никогда к добру не приводит». На другой день я вылез из норы и, еле передвигая ноги от слабости, направился к мешку. Однако Чарукарн, оказалось, не спал. Увидел он меня и, схватив палку, так избил, что я уж думал, пришла моя смерть. Кое-как уполз я к себе в нору.