Хор покупателей (настойчиво). Больше, больше хороших товаров!
К Молохову незаметно подкрадывается начальник проволочного цеха Гуслин.
Гуслин. Попался! Положь катушку на место!
Молохов (пытается скрыть катушку в складках спецодежды). А где мне взять такую проволоку?
Гуслин (зловеще хохочет). Возьми на свалке. Ха-ха-ха! (Уходит с катушкой.)
Молохов собирает никуда не годные обрывки проволоки и, вздохнув, отправляется делать из них никуда не годные вешалки и крючки.
Энский приборостроительный завод.
Кабинет директора Пуплика.
Пуплик (тихо). Электромоторчик для этого… для миксера достал?
Начцеха товаров народного потребления Фыкин (еще тише). Откуда? Разве министерство даст!
Пуплик (Задумчиво). Значит, кофемолку или там миксер нам не потянуть. А пьезоэлемент раздобыл?
Фыкин. Раздобыл латунь. И больше ничего.
Пуплик. Из ничего и выйдет ничего. Что делать?
Фыкин. Чеканку. Кубки. Можно пистолет.
Пуплик (страшно пугается). Зачем это? Для чего?
Фыкин. Для детей.
Пуплик (обреченно машет рукой). Валяй!
На сцене многопредметная композиция: «Леда и лебедь», «Девушка с веслом», «Женщина, которая пока еще поет» (латунь, бездарная чеканка). Ампирные кубки, хилые вешалки, допотопные сбивалки, слабые крючки и другие бесполезные некачественные товары, которые сегодня неизвестно зачем выпускают энские и другие предприятия. И будут выпускать до тех пор, пока цеха товаров народного потребления будут находиться в положении неродных детей — без сырья, оборудования, помещений и крепкого хозяина.
Хор покупателей (сердито). Больше хороших товаров!
Председатель. Довожу до сведении Совета директоров: с выпуском товаров народного потребления в нашей области дело по-прежнему дрянь. Потому прика…
Тут сделанные из некачественного сырья крючки не выдерживают, и занавес с грохотом падает.
ЛАВИНА ИНФОРМАЦИИ
Все жалуются — засилье информации, коммуникации, телевидения — никакой личной жизни. А мне нравится. Пульс жизни слушаешь, дыхание планеты.
Слышу, что-то такое в Африке, в южной ее конечности. Значит, есть она, Африка эта, есть. И не только в учебнике географии или в книжке про Бармалея. Третьего дня в универмаге дубленки давали. По записи, ясное дело, но давали. Это радует.
Читаю: виновные наказаны. В другом, конечно, городе, но все равно приятно — наказывают. Заведующего сняли. Поделом! Хапуга привлечен. Жаль, один, но тоже как-то веселей. Водителю такси указано. Куда не знаю, но и на том спасибо.
Делегация выехала, для обмена опытом. Ездят, меняются. Молодцы! В театре премьера, приняли хорошо. Значит, кому-то повезло с билетами. Рад за вас! Новую модель выпустили. Наверняка кто-то купит. Новый дом сдают, в хорошем месте, соответствующей планировки. Кто-то въедет, не пустому же стоять. Авиалиния пущена — Москва — что-то такое, с посадкой в двух столицах. Полетит народ, не пустую же машину гонять. Наш спецкор передает. Молодец, сам видел.
Вчера сосиски прямо передо мной кончились. Но передним-то досталось, верно!
А сегодня прихожу на работу, а мне говорят:
— Что-то вы неважно выглядите.
Думаете, расстроился? Ничего подобного. Выгляжу — значит существую. И целый день был в отличном настроении.
САМОДУР
Всем остальным он почему-то сразу не понравился. Особенно улыбка. Открытая такая, обаятельная. Свой, мол, парень.
— Знаем мы, — многозначительно заметил во время первого перекура Козаев, затейливо сминая беломорину. — Мягко стелет, да сидеть жестковато.
— Да уж, — подхватил Шинский, затягиваясь ядовитым руном. — Знал я одного — тоже все улыбался, а каждую бумагу ему по три раза перепечатывали.
— Да вы что, мужики, — вступился я, — это же Мишка Пантелеев, мы с ним в факультетской сборной вместе играли. В волейбол. Хороший парень, без дураков. И по делу. Кстати, участница спортивных состязаний, шесть букв — кто знает?
— Все они по делу, — возражает видавший виды Козаев, — до поры до времени. А как выбьется такой в начальники — и поехало. То поля ему маленькие, то интервал не тот. Намучаемся еще.
— Да нет, — говорю, — Мишка не такой.
— Все они сначала не такие, — говорит Шинский и аккуратно тушит сигаретку о край урны. — Поживем — увидим.
На том и разошлись.
Прошло несколько дней. Отдельская жизнь потекла своим порядком, но обстановка оставалась нервной.
— Присматривается, — прокомментировал Козаев. — Смотрит, откуда удар получше нанести.
— Да уж, — подхватывает Шинский, — знал я одного. Тоже все присматривался, присматривался, а потом — бах!.. Наглядная агитация у вас, мол, ни к черту, плакаты плесенью поросли. Две недели потом всем отделом стенгазету рисовали.
— Да бросьте, — говорю, — мужики. Человек в курс дела входит, ему в работе разобраться нужно. Вы лучше скажите — популярная эстрадная певица, восемь букв. Пугачева годится?
— Знаем мы, — говорит Козаев, — какая работа ему нужна. Показатели ему нужны, а не работа. Впрочем, время покажет.
Так и вышло. Выскакивает он через несколько дней в курилку, сияет:
— Ну, что я говорил! Так и есть — самодур. Вот послушайте. Прихожу я к нему с месячным отчетом, прочитал он и морщится: плохо, мол. А я говорю: пожалуйста, могу и перепечатать. А он говорит: перепечатывать не надо, бумага в дефиците, а вот ошибки исправьте. И грамматические. и арифметические. И вообще, когда работать начнете по-человечески? Ну, каков!
— Да уж, — подхватывает Шинский, — так и есть самодур.
— Да бросьте, — говорю, — мужики. Правильно он говорит. И про бумагу, и про остальное. Вы мне лучше скажите — предмет женской одежды, много букв — это что за штука?
— Ну-ну, — говорят Козаев и Шинский и тихонечко в сторону отходят. Обиделись. А чего обижаться-то?
А потом и Шйнскому досталось. Сунулся он к нему со своей стенгазетой — статью написать «За ударный труд», а тот ему: вы когда собираетесь свой отчет сдавать? По теме ПО-320. Два месяца как срок вышел. Ну, Шинский — то-се, общественные нагрузки, мол, заели, а тот ему: два дня даю, а не сделаете — пеняйте на себя. Вот так. Я же говорил — правильных! он мужик, по делу. Мне такие нравятся.
Тут и лето подошло. Пора законных отпусков. И путевка горящая подвернулась. На Золотые Пески.
Написал я, как положено, характеристику и приношу ему на подпись. Посмотрел он и говорит.
— Это что у вас? А, характеристика. Ошибок, надеюсь, нет.
— Откуда, — говорю. — Машинистка печатала.
— Ну хорошо, — говорит и колпачок у ручки отвинчивает.
— Да вы, — говорю, — хоть прочитайте.
— Некогда мне, — отвечает он, — ерундой всякой заниматься. Да и что я ее читать-то буду, если ее и без того никто не читает.
Тут мне даже как-то обидно стало.
— А может, — говорю, — добавить чего захотите. Я вот написал там «ведет исследовательскую работу», а слово «большую» пропустил, а в том месте, где сказано «принимает участие», мне кажется нелишним эпитет «активное».