— Эгей! — донёсся чей-то звонкий голосок.
Сапоги увидели над дверью блестящую чашку электрического Звонка.
— Это же я! — затараторил Звонок. — Помните медный колокольчик? Меня переплавили. Я родился заново!
— Вас и не узнать, — добродушно пробасили Брезентовые Сапоги. — Такой сияющий, нарядный!
Звонок даже покраснел от смущения и гордости.
— А нам вместо протёртых подошв поставили толстенные подмётки, — весело продолжали Сапоги. — И прибили прекрасные каблуки. Снова в жизнь!
— Наше время ещё придёт! — неожиданно прошипели из-под вешалки Шлёпанцы из чёрной хромовой кожи.
— Оно уже пришло. Шлёпайте себе поживей! — Брезентовые Сапоги рассмеялись, так что разгладились все морщины, и кивнули на Шлёпанцы. — Узнаёшь? Опять за своё! Их даже ножницы не исправили!
— А вы слышали, — прозвенел Звонок, — что теперь только у Галоши боевая специальность? Из неё сделали — мухобойку!
Сапоги слушали и улыбались. Каждый день они ходили по строительным лесам, а иногда — и по настоящим лесам. Милое дело.
Почему бы им и не улыбаться?..
ГВОЗДЬ БЕЗ ШЛЯПКИ
Молоток сильно ударил по Гвоздю, и шляпка отлетела.
— Ой-ёй! — закричал Гвоздь. — Какое безобразие — сбивать головные уборы, да ещё без спросу! Ваше счастье, что я не какая-нибудь там канцелярская кнопка, для которой шляпка дороже головы!
Но его никто не слушал. Такие гвозди обычно выбрасывают, и его выбросили.
На своё счастье, он упал в ящик для инструмента, большой, как город.
Первое время Гвоздь без шляпки лежал неподвижно, осваиваясь, а затем огляделся по сторонам.
— Извините, куда я попал? — вежливо спросил он у блестящего Шурупа.
Тот с удивлением посмотрел на гостя.
— Ого! — воскликнул он. — Да здесь новенький!
И так как незнакомец был без шляпки, Шуруп не понял, что это гвоздь, и спросил:
— А вы кто?
— Я — Гвоздь!
— Без шляпки-то? — рассмеялся лежащий рядом Гвоздь со шляпкой.
— Сейчас так модно ходить.
— Ходить-то, может, и модно, а работать — нет!
В этом инструментальном ящике-городе все трудились. Один за другим покидали его, уходя на работу, клещи и плоскогубцы, молотки и зубила, гвозди и шурупы.
Гвоздь без шляпки оказался совсем ненужным. Его всегда раздражённо отодвигали в сторону, когда искали что-то нужное.
В городе насмехались над ним. Ещё бы, единственный бездельник.
— Инвалид! Калека! Урод!
Не все, конечно, его обижали. Но уж, во всяком случае, никто не собирался ему хоть как-то помочь. Один только Напильник, которого все считали грубым, жестоким, пожалел его.
— А может, тебя обтесать, заострить как следует? — однажды призадумался он. — А то ты какой-то не слишком остроумный и скучный.
И, не долго думая, отшлифовал и плавно заострил Гвоздь без шляпки.
— Может, теперь на что-нибудь сгодишься!.. Аты — молоток! — похвалил его Напильник. — Держался достойно, не очень пищал.
— Кто-кто? — разобиделся его сосед Молоток. — Нашёл с кем меня сравнивать! — И проворчал: — Не с его носом со мной тягаться. Он такой же Молоток, как я — шило.
— И ты — молоток, — похвалил его Напильник.
— Без тебя знаю!
— Ты — молоток не потому, что твоё имя — Молоток, а потому, что ты — молодчина. Нашёл ты ему занятие и по его носу. Сам увидишь!
И правда, попался вскоре неузнаваемый Гвоздь без шляпки под руку мастеру. Повертели его так и сяк, осмотрели… Насадили на деревянную ручку, и получилось отличное острое Шило.
— Что я говорил? — торжествовал Напильник. — Рано его никудышным посчитали. Как говорится, шило в мешке не утаишь.
— У нас ящик, а не мешок, — завистливо сказал Гвоздь со шляпкой. Ведь таких, как он, было много, а Шило-то — одно.
— Ну, пусть будет ящик, — великодушно согласился Напильник, любивший поострить. — Однако в ящик он не сыграл!
— Молодчина, — сдержанно похвалил новое Шило важный Молоток. И себя не забыл: — Это я ему дело придумал!
ТАЛАНТ
В комнате появился новый жилец.
— Его привезли с толкучки, — сообщил всем по секрету зонт хозяина, лежавший для просушки раскрытым на полу.
— Что это? Круглый, как стол, и на трёх ногах. Калека, что ли? Странный жилец, — решили стулья.
Обеденный стол с лёгким треском переступил с ноги на ногу, потому что долго стоял неподвижно и его пятки прилипли к полу.
— Ну какой он круглый?! — неприязненно разглядывал он новичка. — Это я круглый, а у него, гляньте-ка, диаметр меньше двух радиусов. И вообще я полагаю: это не жилец, а квартирант!
Всесторонне образованный стол гордо умолк. Молчание — золото. Тем более, он был стол не простой, а раздвижной. Но, конечно, с такими-то познаниями ему бы следовало быть не обеденным, а письменным столом. Хозяин нередко занимался на нём черчением. Вот, наверно, откуда такие познания. На пустом месте ничего не бывает.
— А вы заметили, какой он чёрный! — подала голос белая люстра. — Наверно, он из Африки! — Она так и зажглась. — Ах, как интересно! Он…
— Алло! Алло! — перебил её телефон. — По-моему, это всё же стул.
Все заспорили, поднялся невообразимый шум!
Стеклянная вазочка на комоде перепугалась и задрожала, придвигаясь всё ближе к краю.
— Я разобьюсь! Я разобьюсь!
И тут странное существо заявило приятным баском:
— К чему раздоры? Конечно, я стул, но я особый стул. Музыкальный. Вот фабричный штамп сохранился, если не верите. К тому же первый сорт!
— А я выдерживаю сразу троих! — вдруг ни с того ни с сего похвалилось кресло.
— Чушь, — заявил Музыкальный стул. — Вот когда я недавно играл Бетховена…
С этой минуты он затмил всех. Даже многоопытный шкаф притих, а ведь раньше так увлекательно рассказывал о лесопилке и циркулярной пиле, что все повизгивали от испуга.
И теперь, когда кто-нибудь хоть о чём-нибудь пытался спорить с Музыкальным стулом, тот всегда ставил зазнайку на место:
— А вы знаете симфоническую сказку «Петя и волк» Прокофьева? — важно спрашивал он, и противник сразу бывал разгромлен наголову.
Но самый большой триумф наступил, когда привезли пианино. Бывает ведь, что хомут покупают по случаю раньше лошади. Так произошло и со стулом, который появился здесь раньше самого пианино. Оно было тоже подержанное, зато громкое! Оно играло само по себе, даже когда его ещё только несли.
— Его купили для меня, — тонко проскрипел Музыкальный стул. — А не то я могу разучиться играть. В последнее время я с трудом брал ре-мажор-си-бемоль.
В тот же день случилось и новое чудо. Музыкальный стул начал высокомерно вращаться. Становился всё выше. Затем опускался, снова поднимался. И мелодично поскрипывал.
— Да-да, вы уже, наверное, догадались, — небрежно заметил он. — Вы правы. Несколько лет назад я даже танцевал в Большом театре: балансе направо, антраша налево, верхний пируэт, нижний разворот — и всё такое!
— Какая одарённая личность! Мне прямо страшно! Ах! — звякнула люстра.
Каждое утро на пианино стала играть маленькая девочка, и Музыкальный стул потом уверял всех, что обучает её.
— Самому играть некогда. Я думаю. Размышляю. Фантазирую. Сочиняю!
Он пищал, скрипел и вращался.
Неожиданно у него появился соперник, новенький пузатый чайник с чёрной пуговкой на лысой макушке. Когда вода закипала, он пел пронзительным голосом о своей дружбе с аристократом кофейником. Его голос был такой звонкий и сильный, что было слышно даже на балконе.
Первое время Музыкальный стул пытался его перепищать, но потом сдался. Но он навёрстывал своё, когда чайник снимали с плиты.
— Пронзительная бездарность, — так нетерпимо отзывался он о нем. — Одним словом — чайник!
И опять скрипел и вращался.