— Вот это мне больше нравится, — рассмеялся министр, Вера толкнула его бедром, от чего он рассмеялся ещё сильнее, потом изобразил серьёзность и выровнялся: — Так, ладно, давайте сделаем нормальную фотографию и пойдём уже.
— Ну так и делайте нормальную! — Вера тоже стала ровно и изобразила суровый вид, они замолчали, телефон тоже молчал, потом Вера сказала: — Всё, таймер кончился.
Министр опять рассмеялся, Вера показала ему язык и пошла к телефону, он понял, что она его убирает, и сказал:
— Поставьте ещё раз, сделаем как надо.
— Хватит, — махнула рукой Вера, пролистывая получившиеся фотографии, министр поймал её за локоть:
— Почему? Давайте ещё, мне нравится.
— Это странно, — усмехнулась она, увеличивая особенно удачный кадр, министр спросил:
— Что странного?
— В моём мире парни не любят фотографироваться.
— Это они для портретов не позировали, видимо.
— Это да, — рассмеялась Вера, повернула ему экран с самой удачной фотографией: — Какие мы, а?
— Огонь, — кивнул министр, — пойдём быстрее, пока я не передумал вообще куда-то идти.
Вера хотела спрятать телефон в карман, но карманов в её костюме не было, она вопросительно посмотрела на министра, он ответил:
— В рукав. Вот сюда, — он указал на кончик рукава, зашитый в подобие кармана, Вера поморщилась, он вздохнул: — Ну возьмите сумку. У вас есть голубая.
— Точно, — она пошла копаться в шкафу, нашла там голубую сумку-мешочек, вытряхнула из неё всё на кровать и увидела среди рассыпавшихся вещей новое зеркало со змеёй и тот кулон-ошейник, который он ей предлагал, а она не взяла.
Вера обернулась, министр выглядел так, как будто понятия не имеет, откуда берётся всё в этом мире и, тем более, в этой сумке. Вера в очередной раз подумала о том, что все узкоглазые долбанутые, и традиции у них долбанутые, но зеркало взяла. Рассмотрела объёмную змею, выложенную зелёными хризопразами и белыми бриллиантами, оценила динамику формы — змея вроде бы лежала, но по положению головы и общей геометрии изгибов было понятно, что она готова прыгнуть мгновенно и смертельно.
— Красиво, — признала Вера, положила зеркало в сумку, взяла в руку кулон и показала министру: — Сделаете себе такой же — я возьму. Он вам нужен, это уже ясно, как белый день. Кстати, если мы встретим ваших сестёр, как себя вести?
— Как захотите, — без улыбки вздохнул министр, глядя как Вера относит кулон-ошейник в сундук к остальным украшениям. Она вернулась к вещам и спросила:
— Что ещё взять с собой?
— Деньги. Там будет ярмарка, и вы можете что-то купить, но будет лучше, чтобы вы делали это демонстративно, доставая свои деньги, а не мои. Подарки — это одно, а платить прилюдно за покупки — совсем другое.
— Не вижу особой разницы. Но как скажете, — она взяла кошелёк, проверила, что там есть деньги, и положила в сумку к телефону и зеркалу. Министр молчал, она посмотрела на него, он усмехнулся и сказал с тонной ехидства:
— Разница, госпожа Вероника, в том, что подарки — это вещи, о которых вы знаете только то, что они чудесным образом появились в вашей жизни. Вы не знаете, кто их придумал, нарисовал, заказал лучшему мастеру, заплатил и принёс, следовательно — вы ничего никому не должны, потому что вы об этом не просили. Для вас не важно, сколько этот подарок стоит, потому, что возвращать, отрабатывать или симметрично отдариваться попросту некому — пока человек не объявил, что он — даритель, дарителя не существует, и одариваемый никому не обязан ничем. Это свобода, которую вы так любите. Но принимать почему-то не хотите.
— Потому, что я не привыкла себе врать, — вздохнула Вера, собирая вещи обратно в сумку. — Если закрыть на что-то глаза, оно не исчезнет. И если я точно знаю, что кое-кто хочет меня купить, то закрывать глаза на попытки анонимного подкупа — это косвенное согласие продаться.
— Тем не менее, зеркало вы взяли.
— Потому, что вы взяли ленту. Камни и золото можно в любой момент вернуть, а потраченное время и силы — нельзя. Поэтому я беру зеркало, точно зная, что смогу его вернуть, если захочу, точно так же как и вы сможете вернуть ленту, но время и силы не сможете. Я даю вам возможность не чувствовать себя обязанным. Это свобода. Вы же любите свободу?
Она затянула шнурок сумки и развернулась к министру, он смотрел на неё с большим желанием сделать какую-нибудь глупость, которая её взбесит, а ему доставит удовольствие. Медленно покачал головой и вздохнул:
— Вера, во имя Древних Богов... Я тут месяц уже обдумываю способы с этой свободой расстаться осознанно и добровольно, а вы...