– У нас в запасе чуть больше недели, – отмахнулся Чьерцем, – да и переговоры окажутся нелегкими. Замечу также, что Этидо находится не так далеко от Лоэннлиас-Гийяра: восемнадцать часов на поезде, одна пересадка.
– Допустим, – сдался господин Вахэйль. – Но если переговоры закончатся раньше, как мы сможем вернуться? Одельтерские маги в запрещенных масках отправятся на Острова? Это недопустимо.
– Мы успеем, – спокойствию Чьерцема Васбегарда уже вряд ли можно было позавидовать. – А если и так, подобные чары легко определяются таможенными работниками. И тогда сам Архимаг понесет наказание. Одельтерская сторона рискует не меньше вас.
Здесь чародеи островов Тари Ашш запросили десятиминутный перерыв. Посовещавшись, они поняли, что остальные маги Синклита – те, что остались на родине, – не нашли бы оснований для отказа. Отвергнутая помощь магических сил Одельтера, действующих вне осведомленности правительства, приравнялась бы к лишению неплохого козыря против Империи.
И потому Ядовитые чародеи согласились.
– Но мы требуем скрепить договор клятвой на крови, – холодно добавил Хелинш после того, как Таффур Вахэйль, Главный маг делегации Тари Ашш, возвестил о принятом решении.
На самом деле Ядовитых магов не заботило, подпишут ли одельтерцы бумаги, дадут зарок на костях своих предков или принесут нерушимую магическую клятву, – им было нужно любое подтверждение их слов, ведь каждый на Островах знал, что обещания других людей не стоят и ломаного гроша. А имперцы, пускающие себе кровь, представляли необыкновенно сладостное зрелище.
– Значит, мы принесем обет, – высокопарно заверил Лекильм.
– Каждый из нас, – месье Васбегард церемонно указал рукой на своих подчиненных. – Будьте добры, позовите Элиан. Пусть принесет что-нибудь острое.
– Хочу зеркало из прихожей, – огорошил всех Хелинш.
Чьерцем Васбегард, однако, нисколько не удивился. Он равнодушно кивнул, и уже через минуту весь «Азукар» пронзил громкий звук разбиваемого зеркала.
Произнесенная одельтерцами клятва была скреплена кровью и виски. Так Империя Одельтер и острова Тари Ашш выдали оружие друг другу в руки: предательский шаг одной стороны мог с легкостью потопить другую.
Глава 5
Близ пропасти
Кадван Берм проснулся в два часа пополудни в крохотной темной комнате постоялого двора. «Живой, – с облегчением подумал он; но головная боль дала о себе знать скорее, чем парень успел открыть глаза. – Хорошо, почти живой».
Кадван согласен был потерять еще пару-тройку часов, погрузившись снова в сон, однако рассудок его посчитал иначе. «Деньги!» – беспокойно пронеслось в мозгу, и та из рук, что более другой претендовала сейчас на целостность, потянулась к потайному карману пиджака. Купюры были на месте, и Берм искренне поблагодарил Всеведущих.
Превозмогая трудности похмельного пробуждения, парень неохотно поднялся. Ни одна его конечность не была сломана, и это оказалось третьей хорошей новостью. Кадван потер глаза, поднялся и раскрыл потрепанный бумажник. Даже с учетом вчерашнего кутежа здесь оставалось сто шестьдесят семь экю и двадцать сорэ на личные расходы – с лихвою хватит на семь месяцев. Затем парень глянул на спрятанные в одежде банкноты, – по-прежнему почти тысяча экю, за вычетом долгов.
Прощай, старая жизнь! Прощайте, карты и алкогольное забытье!
Рядом с кроватью на тумбочке лежала кобура с пистолетом – вчера Берму хватило сил отстегнуть ремни, прежде чем свалиться без чувств. Лишь одного взгляда на оружие было достаточно, чтобы воспаленный рассудок разгорелся былой ненавистью и утонул в воспоминаниях.
Там, лежа в окопах и сжимая в руках штуцер, Кадван со всей аккуратностью целился – и стрелял. В руку или ногу и никогда – в сердце или в голову. Нужда в деньгах решила все за него, но парень никогда не гордился тем, что стал солдатом.
Пошатываясь, Берм подошел к зеркалу. Кто поверит, что он лишь недавно пересек двадцатилетний рубеж? Он уже успел попасть в ад, выйти из него и попасть туда снова. Поэтому на его лицо легло то выражение, что появляется у измученных жизнью людей после сорока.
Даже когда он смеялся, карие глаза оставались такими же суровыми и скорбными, а квадратное лицо не теряло своей жесткости. Морщины на низком лбу появились в тот момент, когда о его негласном отказе стрелять на поражение стало известно товарищам по роте и кто-то из них, выслуживаясь, доложил об этом командованию. В результате Кадван был прилюдно избит, а затем все-таки вынужден был стрелять на поражение.