С тех пор прошло несколько недель, а Гальвэр все еще ощущал гнетущую обстановку в замке, которая очень контрастировала с настроениями в столице. Он никогда не замечал в себе, как сильно на него влияет окружающая атмосфера. Аппетит пропал, сон стал нестабильным, сил хватало сделать только пару мазков кистью в день.
Благодаря своим карикатурам он обрел еще большую известность в Элваране. Заказы сыпались горой, а желания их выполнять не было. Северянин имел достаточный запас денег, который он тратил с большой неохотой. Может в нем все же было что-то от его отца? Живя в замке императора, художник ни в чем не нуждался. О таком положении многие могли только мечтать. Но это никак не способствовало творческой инициативе. Каждый раз, когда он подносил кисть к холсту его обуревало странное чувство тщетности усилий. Гальвэр не знал какую картину хочет нарисовать. Неожиданно для себя художник стал чаще вспоминать отца, снег, теплоту стен его родного дома. Хонкс отправлял ему по одному письму в месяц. Содержание каждого было всегда стандартным: спрашивал нравится ли ему в империи, нужны ли ему деньги. Северянин отсылал отцу такие же однообразные ответы. Он не думал, что на островах Бахума происходят какие-то интересные события, но с удовольствием бы послушал байки моряков. К несчастью, до Элварана добирались только купцы.
«Если хочешь вернуться на родину, в этом нет ничего постыдного».
Ганс с прибытием в империю стал через чур рассудительным собеседником.
— Здесь мне лучше. Просто из-за Элвара я не могу чувствовать покой.
«Ты сблизился с ним достаточно, но любой необдуманный шаг может грозить большими последствиями. Он правитель, а не твой друг».
Сегодня у художника снова был сон. В нем император бился в Лайдреке с дикарями. Северянину захотелось изобразить это на холсте, но что-то внутри мешало начать. Он должен хотя бы попытаться поговорить с Элваром, тогда все тревоги покинут его сердце, и он снова сможет рисовать с удовольствием.
В тронном зале присутствовал только Небесный избранник. Его глаза все так же испускали тусклый золотой свет. Одной рукой он поддерживал свой подбородок, а пальцами другой ритмично постукивал по подлокотнику трона. Император даже не заметил появления художника перед собой.
— Ваше величество, вы меня слышите? — обеспокоенно произнес северянин.
Взгляд Элвара стал осмысленным.
— Гальвэр.
Имя далось ему с трудом, словно он провел в молчании уже целую вечность.
— Я давно не видел вас и Шин Зе… Может у вас есть какие-либо пожелания, относительно моей работы?
Элвар зацепился только за первую часть предложения. Он повернул голову влево на пустое место, которое должно быть занято его доблестным и произнес:
— Шин Зе выполняет мое поручение.
Это была ложь. Художник сразу это почувствовал, как и напряжение в воздухе, появившееся после слов императора. Гальвэр уже успел пожалеть о приходе сюда. Было бы слишком наивно рассчитывать на откровенный разговор теперь.
— Может мне расписать стены в коридорах? Не всякой ерундой, а вашими подвигами.
Золотые глаза вновь засияли.
— Мне нравится. Тебе предоставят все необходимое, — изменившимся голосом сказал Элвар.
Северянин глубоко поклонился. На продолжение разговора он уже не надеялся.
«Возможно стоило поговорить сначала с Шин Зе…»
Следующие несколько дней Гальвэр провел в попытках застать неуловимого хайши в замке. Тот умудрялся буквально промчаться у художника за спиной, и стремительно скрыться в неизвестном направлении. Такой расклад только раздражал северянина. Он решил устроить засаду Шин Зе, которая по совместительству являлась основной деятельностью художника. Гальвэр начал расписывать дальнюю от тронного зала часть коридора.
«Рано или поздно ему придется здесь пройти».
Затея сработала быстрее, чем ожидалось. Северянин бросился к хайши, как только он попал в его поле зрения.