Другая
Я немного знал Филипа Фонтанеля. Я встречал его у друзей, и мы даже сыграли партию в бридж. Он стоял во главе одного проекта по менеджменту. Мы обменялись несколькими фразами, достаточными, чтобы почувствовать друг к другу симпатию. Он казался немного снобом и никогда не забывал дать понять, что он выпускник Высшей политехнической школы, но за этим парнем было будущее. Поэтому-то я так изумился, когда узнал, что его убили. Я тотчас же отправился на место трагедии.
Фонтанель занимал офис в одном из этих огромных зданий на Елисейских полях, приютивших столько кинематографических фирм. Его секретарша Марта Бертье ожидала меня. Это она позвонила нам. Я обнаружил тело между двумя креслами. Фонтанеля закололи его же ножом для резки бумаги. Некое подобие стилета с серебряной рукояткой, такой тонкой работы, что исключена была малейшая надежда на отпечатки пальцев. Удар пришелся прямо в сердце. Почти без кровотечения. По всей вероятности, смерть наступила мгновенно. В комнате никакого беспорядка. Я сразу же подумал: преступление в состоянии аффекта, и тут же запрятал эту версию в самый дальний уголок своего сознания, поскольку не переношу предвзятости. После предварительного установления обстоятельств преступления я вернулся в приемную, где Марта Бертье печатала на машинке письма и принимала посетителей. Начался допрос.
Марта Бертье сообщила мне, что ей пятьдесят пять лет. Она вдова помощника заведующего почтовой службой. Поскольку она скучала дома, а половинной пенсии, которую она получала, не хватало, она подыскала себе место секретарши и вот уже два года работает у Фонтанеля. Достаточно лишь взглянуть на нее, и сразу становилось ясно, что она являлась образцом секретарши: незаметная, исполнительная, работоспособная, она сразу переходила к самому главному без лишних слов и излишних эмоций. Тем не менее Марта казалась сильно взволнованной, тем более что она, возможно, смогла бы помешать свершившемуся, если бы пришла, как обычно, к девяти часам. Но забастовка служащих метрополитена задержала ее. Она пришла лишь в половине одиннадцатого, когда несчастье уже произошло! Она нашла Фонтанеля мертвым, руки его еще оставались теплыми.
— Он только что вернулся из командировки, — сказала она. — Вот и папка для документов еще здесь.
Она указала на лежащую на углу письменного стола папку.
— Он ездил в Редон, чтобы провести реорганизацию коммерческой службы небольшого завода по производству целлюлозы.
— Где он живет?
— На улице Любек, это в двух шагах. Я не осмелилась позвонить его жене. Подумала, что это не в моей компетенции.
— И правильно сделали. Я сейчас поеду туда. Полагаю, дома его ждет жена?
— Да. Но у них не было детей.
— Расскажите мне о его семье.
Она как-то вдруг вся напряглась и замолчала.
— Я понимаю ваши чувства, но за два года вы невольно многое узнали о нем. Фонтанель конечно же, хотя бы время от времени, рассказывал о своей жизни. Секретарша — я хочу сказать, такая секретарша, как вы, — легко становится доверенным лицом. Разве я ошибаюсь?
— Нет.
— Ну вот, вы должны мне сказать все, что знаете. Как долго он женат?
— Шесть лет. Он встретил Элен Пекле на коктейле и несколько месяцев спустя женился на ней.
— Брак по любви?
— Безусловно. Но, на мой взгляд, они не подходили друг другу. Она старше его на три года. Ей тридцать девять. Но ей едва дашь тридцать. Она и старается выглядеть как очень молодая девушка. О! Это целая история. Бедняжка потеряла мать в самом раннем детстве. Ее отец во второй раз не женился. Юлия, ее старшая сестра, воспитала ее. Вы знаете, что это такое, когда младшенькой спускаются все капризы. С Элен довольно сложно ужиться.
— Вы хорошо с ней знакомы?
— Несколько раз заходила к ним.
— Вам она не нравится?
— Против нее я ничего не имею. Но мсье Филип жил с ней несчастливо. Прежде всего, Элен не захотела разлучаться со своей сестрой… Ведь Юлия полностью посвятила себя ей.
— Это прекрасно!
— Это ужасно! Есть люди, вроде Юлии, которым необходимо самопожертвование. И, поверьте уж мне, это заходит далеко! Тем более что бедная Элен так и осталась… как бы выразиться… младшенькой. Сейчас Юлии пятьдесят два года. Она не замужем. Ее единственным смыслом жизни является Элен, которая, однако, в ней не нуждается.
— Я понимаю.
— Несчастный мсье приспосабливался как мог к этой ситуации. Но зачастую он выходил из себя.
— Разве не мог он дать вежливо понять свояченице, что ее роль окончена?
— Другой — возможно, но не он. Вне своего бизнеса, своих графиков, статистики он оставался просто застенчивым и щепетильным человеком. В глубине души его устраивало, чтобы Юлия управляла домом, так как Элен никогда не могла ужиться ни с одной служанкой.
— Он часто уезжал по делам?
— Несколько раз в неделю. Иногда он отсутствовал дольше, чем необходимо, — по крайней мере, у меня часто складывалось такое впечатление. Жизнь втроем — это не так уж забавно!
— Догадываюсь, чем это кончилось.
— Да. Надо думать! Два года назад мсье Фонтанель познакомился с Элиан Колле; не знаю, при каких обстоятельствах. Тем более никогда не знала, чем она в точности занималась, что-то связанное с оформительской деятельностью.
— Вы видели ее?
— Один раз. Она сюда приходила. Мсье Фонтанель долго извинялся. Он сильно смутился.
— Какая она из себя?
Марта Бертье сложила руки, как бы собиралась с мыслями, чтобы получше воссоздать образ.
— Я вас сейчас удивлю… она немного напоминает Юлию. Только значительно моложе. Ей двадцать семь или двадцать восемь лет. Ну и куда более элегантная. Во многом не столь безупречная, уж не сомневайтесь! Они обе из породы самоуверенных… Эти женщины… Когда их встречаешь, то лучше обойти стороной…
Я не смог сдержать улыбки, и госпожа Бертье, в свою очередь, тоже улыбнулась с грустью.
— Только не подумайте, — продолжила она, — что я несправедлива и поддалась какой-нибудь обиде… Я видела несчастного мсье страдающим, как не знаю кто. Хочу, чтобы вы поняли… Потому что есть одна подробность, о которой я должна упомянуть. Мсье Фонтанель католик, убежденный… Так что он лучше, чем кто-либо другой, знал, в чем состоял его долг. И эта связь стала для него чудовищным испытанием.
Здесь, признаюсь, я выказал свое удивление.
— Я так и знала, — продолжила она, — что вы будете поражены. Тем не менее это правда.
— Но послушайте… эту Элиан… он любил ее?
— Не исключено. Мсье Филип никогда не говорил о своих чувствах. Я всегда могла только догадываться… Иногда, не в силах больше выносить этого, он говорил мне: «Мадам Бертье, я последний из негодяев. Все это плохо кончится». Из обрывков разговоров я поняла, что его жена обо всем узнала, и свояченица, естественно, тоже. В целом, борьба трех женщин проходила через него.
— Вы давали ему советы?
— Пыталась. Без особого успеха. Я повторяла ему: «Ну, в конце концов, есть же одна, которую вы предпочитаете другой?» Он мне отвечал: «Вы не можете понять». Истинная правда! Меня, к счастью, это миновало. Мужа своего я считала самым прямым по характеру мужчиной. Я действительно не понимала мсье.