Отважная Алиса, поглощавшая газеты и журналы, посвященные криминальной хронике, и пускавшаяся подчас в дилетантские рассуждения, вызывала у Сильвена улыбку умиления… А не так ли он сам судил о вещах и людях… когда-то?
Сильвен больше не думал об Алисе. Больше не думал ни о чем. Действовал как робот. Он вновь сверился со своими часами. Пора.
Он подошел к небольшой группке. От одного из мужчин несло спиртным. Вначале Сильвен тоже пил, чтобы придать себе смелости. И на этот раз ему следовало бы хлебнуть. Мелкая дрожь пробежала у него по ногам.
— Все нормально, шеф? — прошептал кто-то.
— А почему нет? — сказал Сильвен надменным тоном. И добавил: — Бернар и Жан-Луи, пойдете со мной… Остальным не двигаться с места.
Они пересекли двор на цыпочках и толкнули дверь канцелярии суда. Директор тюрьмы беседовал вполголоса с Прокурором Республики и адвокатом приговоренного. В самом дальнем углу комнаты священник перебирал свои четки и шевелил губами. И воцарилась полная тишина, когда вошел палач.
Во времена черного рынка
Едва переступив порог прихожей, Люсьен Митоле несколько раз принюхался, сильно поморщившись. Но направился на кухню.
— Что на сегодня? — спросил он, толкая дверь.
— Сперва мог бы со мной и поздороваться, — сказала Жоржетта и добавила без всякого перехода: — Жареные мозги.
— А! Mo…
Он не докончил и посмотрел на свою жену.
— Может быть, мне не следовало бы, — сказала она, опустив глаза.
— Наоборот! В принципе, без разницы. Тем более что рагу и жаркое вот где у меня сидят.
Неожиданно повеселев, она продолжила, указывая на массивный холодильник, громоздившийся у стены:
— А знаешь, я двенадцать фунтов продала консьержке по случаю первого причастия ее девочки.
Люсьен Митоле вздохнул с облегчением.
— Все поменьше будет. Почем ты ей посчитала?
— По твердой цене. Представляешь, она хотела оплатить мне доставку.
Он принялся смеяться.
— Надеюсь, ты это сделала бесплатно.
— Еще бы!.. Ладно, хочешь, пойдем сядем за стол.
— Давно пора!
Они прошли в столовую. Жоржетта, как обычно, забыла выложить хлеб. Закрывая буфет в стиле Генриха II, Люсьен сказал:
— А дочь прачки все-таки выходит замуж в субботу?
— Да, единственно только, они решили устроить свадьбу в ресторане.
— Жаль! — сказал он, похрустывая редиской. — Их будет по крайней мере человек шестьдесят, а поесть они любят.
— Ой! Не мучайся. Мы и сами с этим справимся. Передай масло, пожалуйста.
Раздался звонок в дверь. Жоржетта встала.
— Хоть бы был кто-нибудь, кого пригласить можно.
Это был инспектор Управления национальной безопасности Шарль Пеллегрини, старинный друг Люсьена. Они знали друг друга со школьной скамьи.
— Старина Шарль! Ты вовремя, мы садимся за стол.
— Наоборот, очень неудачно попал, прошу прощения. Зайти в такое время! Но я проходил мимо. Мне бы не хотелось… Впрочем, я уже пообедал.
— В ресторане?
— Да, Жоржетта, в двух шагах отсюда, в «Поте».
— Не могли уж прямо к нам прийти, — сказала она, пододвигая стул полицейскому. — И что вы ели?
— Сосиску величиной с мизинец и ложку моркови.
— Ну, это не страшно!.. Держите, я вам даю вашу же салфетку, с вами я без церемоний.
— Все равно мне неловко…
— Да ладно, потом будешь смущаться, — сказал Люсьен, дружески хлопнув, хотя и довольно крепко, по мощному плечу своего друга. — У нас жареные мозги, и только что открыли бутылку вина.
Инспектор широко развел руками.
— Ну, у вас решительно всегда праздник. Правда, было бы удивительно видеть тебя постящимся, тебя-то, бывшего мясника.
— И то верно!
Жоржетта внесла блюдо, на нем красовалась золотистая горка.
— А как ваше расследование? — спросила она, по- приятельски угощая своего гостя.
— Я как раз собирался поговорить с вами об этом. По сути, из-за него я к вам и поднялся.
— А! — воскликнула она, тяжело осев.
— Да, — продолжил Пеллегрини, — представляете, нашли след вашего приемщика выручки. Шофер такси, который его подсадил, вчера приезжал во второй половине дня давать показания. И признаюсь, я порадовался за вас.
Поскольку супруги не отвечали, инспектор, хлопнув по столу, повторил:
— Да-да, за вас… Вы и представить себе не можете, с какими неприятностями это дело пошло вначале.
— Вообще-то, — заметил Люсьен, — ведь наша консьержка видела этого Бужара выходящим из дома.
— Видела его, видела его… Да она просто заявила, что ей показалось, будто промелькнул мундир, что вовсе не одно и то же. Нет, уверяю вас… Подумайте, ведь вы были последними, к кому он приходил.
— Во всяком случае, теперь…
— О! Теперь окончательно установлено. Известно, что Бужар сбежал с четырьмястами тысячами монет и что он не был убит… Ваши мозги, Жоржетта, замечательно вкусные. Вам еще удается раздобыть растительного масла?
— Это-то самое трудное.
— Значит, шофер рассказал? — спросил Люсьен, наполняя бокалы.
Пеллегрини выждал некоторое время и продолжил с поднятой вилкой в руке:
— Он рассказал: первое — инкассатор нес чемодан; второе — он велел везти его к церкви Сен-Лоран.
— Чемодан? Я его не заметила, а ты, Люсьен?
— Нет, черт побери. Это бы меня, верно, поразило.
— Он, должно быть, оставил его в церкви, — сказал инспектор и, подмигнув, добавил: — А церковь Сен-Лоран, это вам ни о чем не говорит?
— Это та церковь, что на бульваре Мажента, по- моему.
— Да… и которая, главное, вблизи Северного и Восточного вокзалов. Вы улавливаете?.. В полдень церковь обычно пуста. В считанные минуты наш деятель переоделся. Он переоделся в гражданское, спрятанное в чемодане, и положил туда свою форму. Став снова «как все», он отправился на один из двух вокзалов. И шито- крыто!
Люсьен Митоле просунул указательный палец за совершенно мокрый от пота воротник. Он снова видел себя в исповедальне снимающим мундир своей жертвы, тот мундир, благодаря которому свидетели и подтвердили, что инкассатор точно покинул своих последних клиентов. Затем бывший мясник торопливо вернулся к себе, где его дожидалась трудная работенка, еще более ужасная, чем само преступление.
Жоржетта подвинула блюдо поближе к своему гостю.
— Съешьте еще этот пышненький кусочек.
— Но, ей-богу, я один только и ем.
Воцарилось короткое молчание.
— Тем не менее на вид он был славный малый, — несколько смягчившись, сказал Люсьен. — А он уже давно не появлялся в своем банке?
— Обратите внимание, что есть смягчающие обстоятельства. Директор агентства сообщил нам, что Бужара тяжело ранило в голову во время войны четырнадцатого года. У него вроде даже остался в мозгу совсем маленький осколок, который не смогли извлечь.
— Понимаю, — сказал Люсьен, постукивая себя по лбу.
— О! Это не значит, что он рехнулся. Ясное дело, что тогда бы ему не доверили работу инкассатора. Нет, просто иногда его посещали по меньшей мере странные мысли. Впрочем, мы сильно рассчитываем на этот небольшой осколок. Кто знает, может быть, однажды… А!
Пеллегрини прервал свою речь с ужасным выражением на лице и приложил салфетку к своим губам. В течение какого-то мгновения он оставался с побагровевшим лицом и полными слез глазами, с шумом вдыхая воздух.
Наконец он просунул в рот два пальца и вытащил оттуда крохотный почерневший кусочек, который со звяканьем упал на край тарелки.
— Уф!.. Так вот, вам, наверное, мой зубной врач комиссионные платит.
Супруги Митоле были ни живы ни мертвы.
— При теперешнем мясе… — с трудом выговорила Жоржетта.
— О! Да ничего страшного… Смотрите, я опять приступаю, видите. — Инспектор добавил, хохотнув: — Вам повезло, что я из уголовного розыска, а не из комиссии по проверке хозяйственной деятельности.