Вскоре открывается судебный процесс — «настоящий» — в большой гостиной, превращенной в зал суда присяжных. Председатель суда — Жаклин. Государственный прокурор — Соланж. Адвокат — Мария-Франсуаза. Марселей вводит Антуана со спутанными из предосторожности руками. Ощущается владеющее присутствующими настроение сочувствия и заинтересованности. По сути дела, самым сильным является Антуан, и женщины это чувствуют. Именно поэтому Жаклин стремительно переходит в наступление. И речи не может быть о том, чтобы распускать нюни.
Обвинительный акт: Антуан слышит, как ему вменяется в вину то, что он, фигурально говоря, изничтожил своих шестерых женщин, превратив их в «живых трупов». Он убил их духовно, «вынудив их скрываться, жить вне закона и, наконец, заставив их провести этот судебный процесс». Сама Жаклин едва-едва удержалась от слез. Одна за другой они предстают перед судом. Каждая рассказывает о своей связи с обвиняемым, что порождает различную реакцию. Бьевра, так это, похоже, скорее веселило. У него не получается так уж всерьез отнестись к этому необычному трибуналу. На задаваемые вопросы отвечает охотно. Писатель имеет право изучать свои персонажи прямо в жизни. Не его вина, если женщины, которых он изучал, кидались ему в объятия! Если бы не присутствие Марселена, то они растерзали бы его. Жаклин кипятится, стараясь изо всех сил вести дебаты хладнокровно. Она вынуждена призвать к порядку Марию-Франсуазу, которая злобно обрабатывает каждого свидетеля и всякий раз забывает из ревности про свою роль адвоката. Когда же Валери, всхлипывая, пересказывает признания Антуана в любви, Жаклин на время закрывает судебное заседание. Она не выдерживает. А после возобновления слушаний Антуан объясняет, что им всегда двигала жалость.
— Я не могу видеть, как женщина плачет, — сказал он. — Предпочитаю уж лучше оставить даму при ее иллюзиях, а самому тихонько ретироваться.
— Мерзавец! — кричит Жаклин.
Но тотчас же спохватывается и продолжает допрос:
— Послушайте, Бьевр, будьте откровенны хоть раз!.. Ну что вы в них находили, чего не было у меня?..
Полная суматоха! Марселей выводит подсудимого. Трибунал бушует. Тут уж кто громче! Жаклин понимает, что надо ускорить события, иначе женщины разобьются на партии, и Бог его знает, чем это кончится. Ей удается быть услышанной, и она объясняет, что подследственный пытался повлиять на суд и что зря они думают, что речь идет об обычном судебном процессе. В действительности Бьевр судится за государственную измену, и надо рассматривать это как военный трибунал, а значит, заседать при закрытых дверях и лишить обвиняемого права голоса. На этот раз соглашаются. Приговор безжалостен. Бьевр Антуан, писатель и подозрительный донжуан, заслуживает смертной казни. Мария-Франсуаза выступает в защиту вяло, лишь для проформы. Антуан единогласно приговаривается к смерти. Приговор будет приведен в исполнение через двадцать четыре часа. Стража вновь уводит заключенного, который начинает по-настоящему беспокоиться в своей камере.
Теперь, после того, как решение принято, всем приходится туго. Но вернуться вспять уже нет возможности из-за опасения потерять свое лицо. Ужин проходит тягостно. Никто не ест. Марселей в глубине парка копает яму. За десертом необходимо вплотную подойти к проблеме. Каким образом казнить Антуана? Веревка? Яд?
— Револьвер! — говорит Жаклин. — У меня есть то, что нужно.
— А кто возьмет на себя…
— Я! Потому что больше всех он любил меня…
На этот раз никто не возражает. Одна за другой они поднимаются, чтобы укладываться спать. Но поскольку бедненькая Мишель не прекращает плакать, никто не хочет принять ее, и она бродит из спальни в спальню вместе со своей раскладушкой. Потерпев неудачу, она заканчивает свои хождения на кухне. И вот уже заря. Они встречаются, их лица осунулись, сами в смертельной тоске. Пробил последний час.
— Но поцеловать-то его можно? — предлагает Валери, которая, по всей видимости, выпила.
— Ни за что! — отрывисто отвечает Жаклин.
Марселей идет будить приговоренного к казни. Тот веще более подавленном состоянии, чем он.
— Не пойдут же они до конца? — с надеждой вопрошает Антуан.
— Сразу видно, что вы их не знаете! — отвечает Марселен. — Ах! Если бы только вы были поактивнее с ними!.. Да этих самок дрессировать надо! Иначе наполучаешь со всех сторон.
Покуда двое мужчин с горечью философствуют, покуривая за компанию последнюю сигарету, которую они по очереди передают друг другу, Жаклин заряжает револьвер и покидает гостиную, застывшую в гробовом молчании. Она идет за Антуаном, отпускает Марселена и подталкивает заключенного по направлению к парку.
— Ты не можешь! — умоляет Антуан. — Послушай, крошка Жаклин. Теперь я вполне могу тебе сказать… другие — это не в счет… Это тебя я в них пытался найти…
— Шагом марш!
Пятеро несчастных в гостиной перебирают свои носовые платки. И неожиданно они слышат выстрел. Валери падает в обморок. Остальные сотрясаются в рыданиях. У Марии-Франсуазы нервный припадок, а Соланж повторяет совсем тихо:
— Мы чудовища… чудовища…
В автомобиле, который увозит их, Жаклин ставит свои условия:
— Ты сейчас укатываешь в Женеву…
— Да, — говорит Антуан.
— Снимаешь дом.
— Да.
— Ожидая меня, примешься за работу.
— Да.
— И не забудь, что ты под наблюдением! При первой попытке к бегству, клянусь тебе, ты получишь сполна!
— Да.
— Теперь поцелуй меня.
Они целуются. Автомобиль делает крутой поворот среди стаи кур, которые, кудахча, разбегаются.
— И скажи мне спасибо.
— Спасибо, Жаклин!
Коты
Альбер Шедевиль с нежностью подтянул край одеяла на лапки Зулу и почесал кота между ушами.
— Так, мой хороший. Спи!.. Скоро вернусь.
Он еще раз для уверенности приложил палец к носу животного и, озабоченный, сделал несколько шагов по комнате, потом позвал вполголоса:
— Жюльетта!.. Жюльетта!..
— Да, мсье.
Это была старая женщина крестьянского типа. Она заканчивала устраивать у себя на голове какую-то странную шляпу, приколотую булавкой с перламутровым шариком на конце.
— Жюльетта… Этот кот заболевает.
— О! Мсье удивляет меня… Сегодня утром он ел как обычно.
— У кота температура, Жюльетта. Я знаю, что говорю. У него нос сухой.
— Послушайте, мсье! Можно иметь сухой нос и, однако…
— Хорошо-хорошо! Поторапливайтесь. Девять часов. Пропустите свой поезд.
Он вернулся к постели, пристально посмотрел на кота, пощупал ему уши.
— Ты не болеешь, — прошептал он. — Такой большой кот, как ты! Такой красивый кот!
Он улыбнулся, чтобы вроде бы развеселить огромного черного кота, который дремал, свернувшись клубком посреди кровати.
— Я готова, мсье.
— Вы все хорошо заперли?
— Но поскольку мьсе скоро вернется…
— Закройте все, Жюльетта. Вы невыносимы, когда все время спорите.
И, склонившись над котом, он добавил непривычно ласковым голосом:
— Она бы простудила тебя, мой толстячок. Давай оба успокоимся!
Он оглянулся. Да, блюдце молока стоит перед камином. Он поцеловал кота в бок и почувствовал, как возникает короткое приглушенное мурлыканье.
— До скорого, добрячок. Высыпайся хорошенько.
— Я спускаюсь, мсье, — бросила Жюльетта.
— Да-да, спускайтесь!
Он снял в прихожей с крючка свою шляпу, потом запер дверь квартиры. Этот кот ест слишком много мяса. Жюльетта, наверное, никогда этого не усвоит… Ладно! Ну вот, он запутался с ключами. Он посчитал зубчики на ключах марки «Яле». Пять зубчиков — ключ от верхнего замка. Четыре — от нижнего замка. Жюльетта поджидала его на тротуаре перед машиной. Прежде чем тронуться с места, он последний раз глянул на окна квартиры, занимавшей весь второй этаж здания.