— К черту леди Робстарт, — не выдержала Кэролайн. — Смотреть ее портрет, в полный рост, все равно что получить двойную дозу ее присутствия. Боюсь, я не смогу. Нет, благодарю.
— Она — мой крест, который я обязана нести. Ведь она родственница моего покойного мужа, — вздохнула Рут.
Дикон вернулся, когда на часах было почти десять. Повариха уже давно на него обиделась. Она прислала сказать, что ростбиф почернел и хрустит как крошки, овощи превратились в безвкусный пудинг, и она не отвечает за то, во что превратился крыжовенный кисель. Но дамы отказывались ужинать без Дикона. Что за праздничный ужин без виновника торжества?
Он выглядел подавленным, совершенно не похожим на того веселого Дикона, которого они видели утром.
— Он покончил с собой, — без предисловия сказал он.
— Уолтер? — воскликнула Кэролайн и похолодела. — Да. Уолтер.
Дикон будет помнить эту страшную сцену до конца своих дней. Он просидел весь день с лордом Эйвбери, обсуждая детали, заполняя пробелы в деле. Он предъявил закладку и бухгалтерскую книгу. Лорд Эйвбери посадил за книгу одного из самых образованных и опытных своих сотрудников. Закладку присовокупили к другим уликам. Эйвбери и Дикон уже заканчивали разговор, когда появился курьер с сообщением о смерти виконта Кэрроуэйя. Они поспешили в тюрьму.
Арестованный, прибывший накануне из Райя, заплатил за приличный обед, но съел только половину, когда, очевидно, и решил покончить со всем разом. Высоко над его койкой было зарешеченное окно. Очень высокий человек, встав на койку, мог бы смотреть в него. Кэрроуэй не был настолько высок. Он развязал свою рану. Сделал из бинтов веревку, обмотал ее вокруг шеи, затем, встав на койку, сумел привязать конец веревки к решетке окна. Оттолкнулся здоровой ногой от койки, и вскоре все было кончено.
Дикону приходилось в своей жизни видеть мертвых, но никогда он не видел смерти в таком отвратительном виде, какой представлял собой Уолтер Кэрроуэй: неприкрытая рана, вывалившийся язык, выпученные глаза. Он был один в камере, то ли по распоряжению Военного министерства, то ли сам заплатил надзирателю за отдельную камеру. Дикон не знал. Когда его обнаружили, он был мертв уже несколько часов.
«Я это сделал, — изумленно думал Дикон. — Я его убил. Как люди, воюющие на континенте, живут с этим? Для них это будни, они видят, как умирают их товарищи и враги, каждый день. Наверное, они привыкли».
Он не стал рассказывать Рут и Кэролайн неприятные подробности.
— Уолтер сам для себя все решил, и поэтому у него хватило сил забраться на койку с такой раной, — закончил он. — Мне сказали, что он шел на поправку. Возможно, он бы полностью выздоровел, остался бы лишь без некоторых… а-а-а… мужских органов.
— Теперь суда не будет, — произнесла Кэролайн.
Возможно, об этом деле никто и не узнает, если журналисты не пронюхают. Конечно, нельзя надеяться на то, что не всплывет ее имя. Но ведь еще предстоят похороны, а кто кроме нее займется ими? Она с ужасом думала о черном платье, венках, похоронном кортеже. Ей снова придется носить черное. Это уж слишком, и все из-за человека, которого она презирала.
Может быть, ей удастся уговорить его поверенного взять на себя эти заботы. Поверенный, однако, слишком хорошо знал о ее существовании. Она не могла представить, чтобы старый мистер Лэмбертон согласился сделать это для нее.
— Зачем он покончил счеты с жизнью? — говорил Дикон. — Должен признаться, что я в растерянности. Повеситься! Наказание за измену — лишение всех земельных владений, а не повешение. Я об этом забыл. Этот изменник мог прожить до глубокой старости! Проклятый всеми — да, лишенный земли — да, но он бы выкрутился. Лорд Эйвбери был потрясен. Он думал, что на суде Уолтер будет все отрицать, и если бы ему повезло, то все ограничилось бы выплатой штрафа, он ведь был скользкий как угорь. Фенланд и Данторп с радостью валят все на него. Оба настаивают на том, что они образцовые граждане и Уолтер заставил их заниматься этим под угрозой смерти.
— Мне кажется, что «угроза смерти» была обыкновенным шантажом, — сказала Кэролайн. — Если Фенланд и был образцовым гражданином, то лишь когда ему было два года от роду. Меня от него трясло всякий раз, когда он у нас появлялся.
— Мы никогда не узнаем, что его заставило решиться на самоубийство, — заключил Дикон. — Может быть, поужинаем, наконец?
— Я знаю! Конечно! — воскликнула Кэролайн. — Вы сказали, он был ранен в… в…
— Да.
— Значит, у него никогда бы не было наследника. — Огромный груз свалился с ее плеч. Со смертью Уолтера чувство вины за то, что она не могла родить ему наследника, меньше не стало. Но по какой-то необъяснимой причине тот факт, что если бы он был жив, то никогда бы не смог иметь наследников, освобождал ее от этой вины.
— Дикон! — закричала она. — Я свободна!
— Да, — сказал он. — Вы понимаете, наконец? Вы свободны.
Но какой ценой. Приподнятое настроение, в котором Дикон пребывал из-за того, что ему удалось сокрушить Уолтера, разоблачить его, сменилось холодным презрением. Уолтер был одним из многих отщепенцев, которые получали выгоду от этой проклятой войны с Францией. Когда она закончится? Сколько еще молодых англичан должны будут защищать родину и умирать или возвращаться домой калеками? Сможет ли его брат Бенджамин выжить в этой войне?
Но он выглядел совершенно спокойным, когда они отправились ужинать. Рядом с ним шли его дамы, и он сжимал руку Кэролайн гораздо крепче, чем было необходимо.
— Мне бы хотелось поехать с вами к вашему поверенному, — сказал Дикон за завтраком. Было еще рано. Кэролайн, страшась предстоящего ей разговора, хотела побыстрей покончить с этим.
— О, правда? — с облегчением проговорила она. — Не могу себе представить, как быть с похоронами. Я готова согласиться на все, что предложит мистер Лэмбертон, поскольку я ничего не умею и из-за всего остального. Я, наверное, должна позаботиться, чтобы у слуг были черные нарукавные повязки, черные перчатки, нужно найти священника, который смог бы поведать о предполагаемых достоинствах Уолтера… Я не уверена, что перенесу это.
Кэролайн была бледна и выглядела усталой. «Можно подумать, что она действительно скорбит по этому негодяю», — подумал Дикон.
Словно прочитав его мысли, она сказала:
— Я не жалею о том, что его не стало. Мне интересно, могла ли я предотвратить это или положить этому конец. Мне следовало интересоваться его делами. А я упивалась своими несчастьями и шила платьица для крещения, и жалела себя. Конечно, я должна была знать, чем он занимается. Джеймс Фенланд часто к нам приезжал, и они запирались в кабинете Уолтера. Мне нужно было подслушать или подкупить кого-нибудь из слуг, они не все были у него под пятой. Не все были ему преданы. И я бы знала, чем он занимается. Но я ничего не сделала! Я ни о чем не подозревала! Я слишком была занята своей неспособностью быть матерью… своими несчастьями…
Кэролайн закрыла лицо руками и разрыдалась.
Дикон тихо спросил:
— А что бы вы смогли сделать, если бы узнали, чем Уолтер занимается?
— Я не знаю! — крикнула она. — Но я бы обязательно что-нибудь придумала. Досси могла бы отвезти письмо моему отцу. Я могла бы написать премьер-министру!
— Возможно, — сказал он. — Но мне кажется, что обвинения несчастной жены, к тому же отвергнутые Уолтером, имели бы мало веса.
— Да, — неохотно признала она. — Вы совершенно правы. Кто бы стал слушать обыкновенную женщину? — Она прикусила губу.
— Давайте съездим к мистеру Лэмбертону. Коляска уже готова. — Дикон обменялся с молчавшей Рут взглядом и проводил Кэролайн к выходу.
Мистер Лэмбертон посоветовал Кэролайн устроить самые скромные похороны, но согласился, что сделать это будет нелегко. Новость об измене Уолтера и его смерти уже распространилась по Лондону благодаря газетам. Имени Дикона не называли. Не упоминали и о самоубийстве. Сообщалось, что Уолтер Кэрроуэй умер от ран в ожидании суда. Ничто не могло помешать его похоронам по обряду, освященному церковью.