— Нет, — сказала она. — Я не могу с вами так поступить. Мне очень жаль, Дикон. Вам надо найти кого-то другого.
— Разве я не имею права сам решать? — закричал он. — Если я не боюсь, что у меня не будет сына, почему вы изображаете из себя жертву? — Он нервно провел рукой по своим волосам. — Господи, мадам, с меня довольно. Всего доброго. — Он поставил на стол чашку с чаем, к которому так и не притронулся, и вышел из комнаты.
Кэролайн огляделась. Вот новый письменный стол, тяжелый маленький столик, за которым она пила чай, тяжелые голубые портьеры, стул с темно-красной обивкой, книжные полки, красивый аксминстерский ковер на полу. Все вещи. Вещи, а не люди. И эти вещи ей тоже не принадлежат.
И теперь ей даже не с кем будет поговорить. Она оттолкнула Дикона и сомневалась, что Рут захочет с ней общаться.
Кэролайн была слишком расстроена, чтобы плакать. Она вздохнула и выпила свой чай.
Кэролайн почти никого не видела в июле. Лондонский сезон подходил к концу: все уезжали за город. Ее никто не приглашал: она была вдовой изменника, поэтому на нее не следовало обращать внимание. Старые друзья могли бы заходить к ней, но у нее не было старых друзей. Она вспоминала приемы Рут и подумывала о том, чтобы самой устроить подобное, но знала, что ей станет еще хуже, если никто не придет.
Однажды вечером за ужином Кэролайн опомнилась. Вот она сидит, совершенно одна за длинным столом из полированного красного дерева, рядом стоит лакей в ливрее. Дюжина свечей горит в серебряном канделябре. Перед ней стоят хрустальные бокалы, рядом с тарелкой — серебряные приборы. За всем этим великолепием простирается бесконечная поверхность из красного дерева, а по бокам — пустые стулья.
Кэролайн посмотрела на декорации, на себя в обычном траурном наряде, и рассмеялась. Она смеялась, пока на глазах не выступили слезы. Она вытерла глаза салфеткой.
Обеспокоенный лакей спросил:
— Миледи? С вами все в порядке?
— Я не уверена, — ответила Кэролайн. — Что там еще должно быть? Я забыла.
— Вы только начали! — ответил он, ужаснувшись. — Вам не нравится суп? Что пожелаете, мэм?
— Велите заложить экипаж. Скажите Хэскеллу, что мне нужно уехать. Можете убирать со стола, Оливер. Я больше не хочу ужинать.
— Хорошо, мэм, — ответил испуганный Оливер, — сию минуту, мэм.
Кэролайн быстро прошла в свою комнату. Она велела Досси приготовить желто-зеленое платье, сшитое в Дареме.
«Ничего черного больше», — думала она, стиснув зубы.
— Это уродство — в корзину. Все остальные туда же, Досси. Траур закончился.
— Да, мэм, — улыбаясь, ответила Досси.
Через двадцать минут она ехала на Голден-сквер.
— Кэролайн! — воскликнула леди Стилтон. — Неужели это вы? Мы уже не надеялись вас увидеть. Заходите. Хокинс, — обратилась она к лакею, который впустил Кэролайн, — позовите графа.
Хокинс удалился, и Кэролайн нерешительно сказала:
— Я проезжала мимо… Я знаю, что уже поздно… Вы поужинали? Мне бы не хотелось вам мешать…
— Глупости, дитя мое, — улыбнулась Рут. — Двое моих сыновей сегодня с нами ужинают, но мы уже закончили, они сейчас просто разговаривают и пьют. Уилл надоедает Альфреду рассказами о своих победах в «Олмеке». Пойдемте в гостиную.
Кэролайн шла следом за Рут по знакомому холлу, знакомой лестнице, в знакомую гостиную. Этот уютный дом был для нее больше домом, чем тот, в котором она прожила пять лет и жила сейчас.
Рут сразу же заметила платье Кэролайн. Подняв брови, она спросила:
— С черным покончено?
— Да, — ответила Кэролайн, — все.
— Молодец. Как ваши дела?
— Очень хорошо, Рут. А у вас?
Рут рассмеялась.
— Со стороны может показаться, что мы только что познакомились. Мы скучаем без вас, Кэролайн. Мы ничего ни от вас, ни о вас не слышали. Даже леди Робстарт и миссис Хинкл обратили внимание на то, что вас нет. А уж если они не знают, что вы делаете, значит, никто не знает.
— Они могли бы и зайти ко мне, — сказала Кэролайн. — Мне кажется, я бы их приняла.
— Леди Робстарт обиделась, что вы не пришли смотреть ее портрет. Помните, несколько месяцев назад, сразу после того, как лорд Кэрроуэй… а… хм. Портрет занимает почти всю стену в ее желтой гостиной. Клянусь, высота — шестнадцать футов. Она изображена с черно-белым щенком на руках. Щенок очень похож, хотя сейчас это уже взрослый пес. Про леди Робстарт такого сказать не могу. Кэролайн рассмеялась.
— Где Дикон?
— Дикон в последнее время часто уезжает, — ответила Рут. — Занимается какими-то подозрительными людьми в Эссексе, по-моему. Он вернулся домой пару дней назад. Я рада, что вы приехали, пока он здесь. Да куда же он пропал? Он не стал сидеть с моими мальчиками, сказал, что ему нужно просмотреть какие-то бумаги.
— Ты хотела меня видеть? — спросил Дикон, внезапно появляясь в дверях. С непроницаемым лицом он посмотрел на Рут, прошел в гостиную, выбрал себе кресло, убрал с него подушку и сел. — О, мисс Кэролайн? — он обращался к ней, как к чужой.
Рут переводила взгляд с одного на другого. Двое упрямцев, которые не могут договорить. Теперь, когда Кэролайн была вдовой, у Рут не было никакого желания знакомить Дикона с юными барышнями. Эти двое были созданы друг для друга, и Рут лишь хотела помочь им понять друг друга. И вдруг, совершенно неожиданно, Дикон отказался даже упоминать имя Кэролайн. Он сказал Рут, не выбирая выражений, что Кэролайн решила прекратить с ними отношения. Он никогда больше не собирался разговаривать с Кэролайн и советовал Рут последовать его примеру. Рут думала, что это досадное недоразумение, и скоро пройдет. Но шли дни, недели, а Дикон отказывался это обсуждать.
Сейчас, глядя на них, она понимала, что ее присутствие здесь неуместно, и единственное, что она может сделать для этих двоих глупцов, так это исчезнуть.
— Мне нужно кое-что сказать Уиллу и Альфреду. Прошу простить меня. — Рут поспешно вышла из комнаты.
— Что вас сюда привело? — спросил Дикон.
Кэролайн не ответила на его приветствие, если это можно было назвать приветствием.
— Я думала… — начала она.
Сейчас, когда она была здесь, смелость ее исчезла. Кэролайн посмотрела на свои руки, лежащие на коленях, и поправила юбку. Ей понадобилось столько времени и сил, чтобы отказаться от траура, а Дикон даже не обратил на это внимания.
— Да?
— Боюсь, я была слишком эгоистична, Дикон. Если… если вы все еще этого хотите, я согласна стать вашей женой. — Она неуверенно посмотрела на него. Может, у него теперь другая женщина? Ведь они уже давно не виделись.
Дикон, казалось, совсем не обрадовался, как она надеялась. Сердце у нее упало.
— Интересное решение, мадам, — произнес он. — Могу я узнать, почему вы пришли к такому выводу? Что-то изменилось?
— Нет, — сказала она. — Я изменилась.
Теперь он более внимательно смотрел на нее. Она казалась ему прежней, такой же дорогой, доброй, чуткой женщиной, в которую он был влюблен, такое же красивое лицо, высокое, стройное тело. Он вдруг понял, что на ней нет ее ужасного черного платья.
— Вы больше не носите траур! — удивился он.
— Нет. Я больше не хочу жить во лжи.
— Поздравляю. Для этого нужно определенное мужество, но я знаю, что оно у вас есть. Пусть эти гарпии говорят все, что им вздумается.
— Хотите знать, что еще изменилось? — спросила Кэролайн. Естественно, она пришла сюда не затем, чтобы показать, что больше не носит траур.
— Еще что-то? Я должен угадать?
Она горько рассмеялась.
— Нет. Как я уже сказала, я думала все это время, Дикон.
Мне очень трудно это сказать. Я полагаю, что если мы поженимся, если вы все еще этого хотите, вы захотите, чтобы я исполняла свои супружеские обязанности.
Дикону стало любопытно. Он внимательно смотрел на нее.
— Конечно. Я люблю вас, Кэролайн. Вы пытаетесь мне сказать, что выйдете за меня замуж, если я дам слово не трогать вас? Господи, что же это тогда за брак?
Теперь она подошла к самому трудному. Она надеялась, что никогда в жизни не будет ни с кем обсуждать эту тему. Она заставила себя: сейчас или никогда.