Трости копьями стальными3,
А друзья врагами стали.
И еще:
Куму кум подставить ножку4
Втихомолку норовит.
И пусть не думают, что автор несколько преувеличил, сравнив дружбу этих животных с дружбою человеческою, ибо от животных люди получили много уроков5 и узнали много важных вещей: так, например, аисты научили нас пользоваться клистиром, собаки - блеванию и благодарности, журавли - бдительности, муравьи - предусмотрительности, слоны - стыдливости, а конь - верности.
Наконец Санчо уснул у подножия пробкового дуба, Дон Кихот же задремал под дубом обыкновенным, но могучим; однако малое время спустя его разбудил шум, послышавшийся у него за спиной, и, тут же вскочив, он начал вглядываться и вслушиваться, силясь определить, что это за шум, и увидел двух всадников, один из которых спрыгнул наземь и сказал своему спутнику:
- Слезай, приятель, и разнуздай коней, мне сдается, что травы здесь для них будет вдоволь, а для любовных моих дум - вдоволь тишины и уединения.
Произнеся эти слова, незнакомец в один миг растянулся на траве; когда же он повалился на землю, послышался звон доспехов, и для Дон Кихота то был явный знак, что пред ним странствующий рыцарь; по сему обстоятельству Дон Кихот приблизился к спящему Санчо, потянул его за руку и, с немалым трудом добудившись, сказал ему на ухо:
- Брат Санчо! Приключение!
- Дай бог, чтоб удачное, - отозвался Санчо. - А где же оно, государь мой, это самое многоуважаемое приключение?
- Где приключение, Санчо? - переспросил Дон Кихот. - Поверни голову и погляди: вон там лежит странствующий рыцарь, и, сколько я понимаю, он не чрезмерно весел, - я видел, как он соскочил с коня и, словно в отчаянии, повалился на землю, и в это время зазвенели его доспехи.
- Почему же ваша милость думает, что это приключение? - осведомился Санчо.
- Я не хочу сказать, что это уже и есть приключение, это только его начало, ибо приключения начинаются именно так, - отвечал Дон Кихот. - Но чу: кажется, он настраивает не то лютню, не то гитару, откашливается, прочищает горло - видно, собирается петь.
- Честное слово, так оно и есть, - сказал Санчо, - должно полагать, это влюбленный рыцарь.
- Странствующий рыцарь не может не быть влюблен, - заметил Дон Кихот. Послушаем же его и по шерстинке песни узнаем овчинку его помыслов, ибо уста глаголют от полноты сердца.
Санчо хотел было возразить своему господину, но ему помешал голос Рыцаря Леса, голос не слишком дурной, но и не весьма приятный, и, прислушавшись, Дон Кихот и Санчо уловили, что поет он вот этот самый сонет:
Сеньора! Я на все готов для вас.
Извольте лишь отдать распоряженье,
И ваш любой приказ без возраженья
Я в точности исполню сей же час.
Угодно вам, чтоб молча я угас,
И с жизнью я прощусь в одно мгновенье;
Узнать хотите про мои мученья
Самой любви велю сложить рассказ.
Противоречий странных сочетанье
Как воск, мягка и, как алмаз, тверда,
Моя душа по вас тоскует страстно.
Вдавите или врежьте по желанью
В нее ваш дивный образ навсегда.
Стереть его уже ничто не властно.
Тут Рыцарь Леса, вздохнув, казалось, из глубины души, кончил свою песню, а немного погодя заговорил голосом жалобным и печальным:
- О прекраснейшая и неблагодарнейшая женщина во всем подлунном мире! Ужели, светлейшая Касильдея Вандальская6, ты допустишь, чтобы преданный тебе рыцарь зачах и погиб в бесконечных странствиях и в суровых и жестоких испытаниях? Ужели тебе не довольно того, что благодаря мне тебя признали первою красавицею в мире все рыцари Наварры, Леона, Тартесии7, Кастилии и, наконец, Ламанчи?
- Ну уж нет, - молвил тут Дон Кихот, - я сам рыцарь Ламанчский, но никогда ничего подобного не признавал, да и не мог и не должен был признавать ничего, столь принижающего красоту моей госпожи, - теперь ты видишь, Санчо, что рыцарь этот бредит. Впрочем, послушаем еще: уж верно, он выскажется полнее.
- Еще как выскажется, - подхватил Санчо, - он, по видимости, приготовился целый месяц выть без передышки.
Случилось, однако ж, не так: услышав, что кто-то поблизости разговаривает, Рыцарь Леса прекратил свои пени, стал на ноги и звонким и приветливым голосом произнес:
- Кто там? Что за люди? Принадлежите ли вы к числу счастливых или же скорбящих?
- Скорбящих, - отозвался Дон Кихот.
- В таком случае приблизьтесь ко мне, - молвил Рыцарь Леса, - и знайте, что вы приближаетесь к воплощенной печали скорби.
Услышав столь трогательный и учтивый ответ, Дон Кихот приблизился к рыцарю, а за Дон Кихотом проследовал и Санчо.
Сетовавший рыцарь схватил Дон Кихота за руку и сказал:
- Садитесь, сеньор рыцарь, - чтобы догадаться, что вы рыцарь и принадлежите к ордену рыцарей странствующих, мне довольно было встретить вас в этом месте, где с вами делят досуг лишь уединение да вечерняя роса - обычный приют и естественное ложе странствующих рыцарей.
На это ему Дон Кихот ответил так:
- Я - рыцарь и как раз этого самого ордена, и хотя печали, бедствия и злоключения свили в душе моей прочное гнездо, однако ж от нее не отлетело сострадание к несчастьям чужим. Из песни вашей я сделал вывод, что ваши несчастья - любовного характера, то есть что они вызваны вашею любовною страстью к неблагодарной красавице, которой имя вы упоминали в жалобах ваших.
Так, в мире и согласии, вели они между собой беседу, сидя на голой земле, и кто бы мог подумать, что не успеет заняться день, как они уже займутся друг дружкой на поле сражения!
- Уж не влюблены ли, часом, и вы, сеньор рыцарь? - спросил Дон Кихота Рыцарь Леса.
- К несчастью, да, - отвечал Дон Кихот, - впрочем, если выбор мы сделали достойный, то страдания, им причиняемые, нам надлежит почитать за особую милость, а никак не за напасть.
- Ваша правда, - заметил Рыцарь Леса, - но только презрение наших повелительниц, от которого Мы теряем рассудок и здравый смысл, так велико, что скорее напоминает месть.