Выбрать главу

– Вот, – весело произнес Африканыч, как его называл пожилой господин. – Получите в целости и сохранности.

– Все в порядке? – поинтересовался Шпейер в своем обычном насмешливом тоне.

– Да, – ответил повеселевший Сева.

– Познакомьтесь, – Павел Карлович указал на пожилого господина, – мой добрый товарищ и друг, Алексей Васильевич Огонь-Догановский, столбовой дворянин. А это, – Шпейер доброжелательно посмотрел на Севу, – мой новый друг Всеволод Аркадьевич Долгоруков.

– Весьма приятно, – сказал Огонь-Догановский, охотно пожимая Севе руку. И вдруг задал вопрос, который Долгоруков уже слышал: – А вы не князь? Не родственник ли случаем нашему добрейшему генерал-губернатору Владимиру Андреевичу?

– Нет, – привычно ответил Сева. – Не князь и даже не родственник.

– Жаль, – протянул Алексей Васильевич уже слышанную Севой фразу.

И Долгоруков снова удивился:

– Почему жаль?

Это позже он поймет, почему всем было «жаль», когда заделается и «князем», и «племянником» московскому генерал-губернатору и сиятельству князю Долгорукову. А тогда… Тогда этот вопрос не давал ему покоя, даже когда он покинул этот странный и одновременно очень располагающий дом.

– Надеюсь, вы запрячете револьвер, который принесли с собой, снова в дальний ящик стола? – услышал Сева насмешливое.

– Д-да, – сконфуженно произнес Долгоруков и почувствовал, как шею и уши заливает горячая краска.

– Да вы не волнуйтесь, – сказал Шпейер и понимающе посмотрел на Севу. – Вы все сделали правильно. А теперь дайте честное слово, что, выйдя отсюда, вы забудете все, что с вами произошло.

– Забуду… Честное слово, – ответил Сева.

Шпейер удовлетворенно кивнул.

– И помните, что вы обещали освободить Поля, – добавил он.

– Помню, – сказал Сева.

– Прощайте.

– Прощайте, – ответил Сева и покинул дом. А потом отправился освобождать этого Поля. Что ему не сразу-то и удалось.

А еще через неделю Всеволод Аркадьевич вновь решил побывать в этом доме и нашел там желанный и горячий прием со стороны его обитателей, в том числе и освободившегося Поля. Потом пришел еще раз, а скоро и вовсе стал захаживать по-свойски. Не к девочкам, разумеется: Долгоруков был не любителем ласк за деньги и любви во исполнение обязательств. Он ждал настоящего. И дождался, будь оно неладно, ибо с ним приключилась первая настоящая любовь. А у многих она бывает счастливой? То-то и оно, что нет. После разрыва со своей любовью Сева – что греха таить – стал посещать и девочек. Но это уже будет в бытность его «червонным валетом» и почти сразу после его первой крупной аферы…

Глава 3

Первая афера

В гостинице Всеволод Долгоруков снял лучший номер с ванной комнатой, залой, спальней и кабинетом. Да и как иначе, ежели он записался в гостиничном журнале для приезжих как «сиятельство», то бишь князь, Всеволод Аркадьевич Долгоруков? А сие обязывало соответствовать.

В нумере он внимательно осмотрел себя перед зеркалом и спустился в ресторацию. Он хорошо помнил ее. За семь лет здесь мало что изменилось. Вот разве что появились газовые фонари…

Откушав золотистой ушицы с гренками, шниц по-венски и жареных чирков, запив все это стаканом благородного «бордо», Всеволод Аркадьевич неторопливо закурил папиросу с золотым ободком и спросил у полового свежие газеты.

– Какие желаете-с? – поинтересовались у него. – Столичные, московские, местные?

– Местные, – ответил Сева и невольно усмехнулся.

Именно с этого вопроса и началось его первое дело, первая крупная афера, принесшая ему «действительное» членство в «клубе червонных валетов» и уважение товарищей…

* * *

А дело было восемь лет назад, в 1873 году, правда, не в знойный июль, как ныне, а в прохладном мае. Так же, как сейчас, остановившись в «Европейской» и отобедав в ресторации, Всеволод Аркадьевич, а по документам дворянин Вольдемар Аркадьевич Панченко, неторопливо закурил «дукатовскую» папиросу тогда еще ручной крутки и спросил себе свежие газеты. Афера уже была тщательно подготовлена, на ее исполнение была затрачена весьма изрядная сумма, и оставалось только найти фигурантов для «разводки». То есть подходящую цель. А еще лучше – цели!

– Какие газетки желаете-с? Столичные, местные? – поинтересовались у него.