– Белоснежка, – сказала Эстель, подняв маленькую пластмассовую Белоснежку. Это была ее любимая кукла. В свои два года она уже знала суть истории: Красивая девушка, но спит. Потом приходит красивый мужчина. Целует ее! Она просыпается! Счастливая! Навсегда! Или, по крайней мере, до тех пор, пока не встретит куклу – адвоката по бракоразводным процессам.
– Белоснежка, – повторила Эстель. – Спит. Он целует.
– Правильно, милая, – сказала Фэй. – Он ее целует. – Она выудила из сумочки носовой платок, высморкалась, взяла сотовый телефон и позвонила матери.
– Алло? – сказала мать.
– Привет, это я. Можешь сегодня прийти? Извини, но корабль выходит в море.
– Выходит? В такой ураган?
– Да. Я звонила.
– Ну так скажи им, что не можешь.
– Мама, я должна. Это моя работа.
– Ну так найди другую работу.
Фэй вздохнула.
– Мам, просто скажи, пожалуйста, можешь сегодня прийти или нет?
– Хорошо, я приду, а потом буду объяснять Эстель, что ее мама была сумасшедшая – уплыла и погибла во время урагана.
– Спасибо, мама.
Молчание. Многолетний опыт подсказывал Фэй, что ее мать выдаст дальше. Ну, конечно:
– Я сегодня говорила с Мэгги.
Мэгги была младшая сестра и, на взгляд матери, совершенно идеальная дочь, у которой был идеальный и весьма преуспевающий муж, благодаря которому она могла сидеть целый день с тремя идеальными отпрысками в идеальном современном доме, в прихожую которого уместилась бы вся квартира Фэй.
– Замечательно, – сказала Фэй. – Как она?
– Прекрасно.
– Замечательно.
– У нее все очень хорошо. Снова молчание.
– Не то что у меня, – заметила Фэй.
– Я этого не говорила, – сказала мать.
– Да, ты этого никогда не говоришь. Снова молчание. Фэй его нарушила:
– Мама, пожалуйста, извини. Я просто устала. Спасибо большое, что ты сидишь с Эстель. Обещаю, я скоро найду другую работу.
– Уж надеюсь, что найдешь. На этом судне с приличным мужчиной не познакомишься.
– Мама, я не ищу мужчину, да?
– Это точно.
– Что ты этим хочешь сказать?
– Ничего. Я пошла. «Молодые и неугомонные»[30] начинаются. Пока.
Мать повесила трубку. Фэй отключила телефон и сказала себе, что не будет в девятнадцатимиллионный раз плакать из-за глубокой непреодолимой пропасти между ее жизнью и ожиданиями матери.
– Белоснежка, – сказала Эстель.
– Да, милая, – сказала Фэй. – Это Белоснежка.
– Он целует.
– Правильно. Он ее целует. Снова молчание.
– Мамуля плачь, – сказала Эстель.
4
Арни и Фил сидели в игровой комнате Центра Пердящих Занудств и Подыха Маразматиков, в которой никто никогда ни во что не играл. Вокруг них, развалясь в креслах, беспорядочно расположились с десяток других обитателей Центра: некоторые мутным взглядом смотрели в пустоту, остальные спали или – кто его знает – умерли.
По телевизору с большим экраном Арни и Фил смотрели «НьюсПлекс-9» – местную программу новостей с высоким рейтингом, специализировавшуюся на запугивании телезрителей. Один журналист, занимавшийся потребительским рынком, как-то выпустил недельный цикл передач, с эффектной музыкальной темой и кричащей заставкой, посвященный смертельным болезням, которые теоретически можно подцепить в салатных барах. Репортер не обнаружил ни одного реального случая подобного заражения, но цикл выиграл две премии за графическое оформление. Он назывался «Смерть под марлевой повязкой».
На «НьюсПлекс-9» обожали плохую погоду. По крайней мере, раз десять в сезон ураганов их спец по погоде – нет, назовем его метеоролог Штормцентра 9 – показывал на радаре движение какого-то пятнышка черт знает где в Атлантике, рядом с Африкой, и сообщал телезрителям, что хотя непосредственной угрозы в этом нет, он постарается пристально следить за этим, поскольку теоретически это может превратиться в чудовищный адский ураган и обрушиться на Южную Флориду с такой силой, что гравий на дорожках прошьет стены, влетит вам в глаза и вылетит через заднюю стенку черепа.
Стоит ли говорить, что вся команда «НьюсПлекс-9» носилась с тропическим штормом Гектор, который – раз они им заинтересовались – стал самым захватывающим событием, случившемся в Южной Флориде с тех пор, как несколько недель назад один немецкий турист обнаружил в холодильнике мини-бара в своем номере нечто, оказавшееся левой ступней пропавшего норвежского туриста. Метеоролог уже охрип от своих прогнозов вреда, который может потенциально нанести тропический шторм Гектор.
– Посмотри на его волосы, – сказал Арни. – Говорит уже шесть часов, машет руками перед радаром, а прическа в идеальном порядке. Как, черт возьми, сделать, чтобы волосы были такими смирными?
– Как, черт возьми, сделать, чтобы волосы вообще были? – спросил Фил.
– Ненавижу этот канал, – сказал Арни. – Небольшой дождик, а их послушаешь – прямо ядерная война.
– Хочешь переключить канал, милости прошу. – Фил махнул в сторону пульта.
– Смеешься? – сказал Арни. – Я что, Эйнштейн?
На пульте было сорок восемь кнопок. Никто из обитателей Центра Пердящих Занудств и Подыха Маразматиков не знал, как с ним обращаться. Здесь жили представители Величайшего Поколения, мужчины и женщины, пережившие Депрессию, победившие Фашизм, превратившие Америку в могущественнейшее государство в истории. Но эта чертова хреновина победила их.
Время от времени какой-нибудь смелый обитатель брался за пульт и трясущимися руками нажимал какие-то кнопки в попытке переключить канал. Результат почти всегда был печальный. Иногда телевизор просто выключался. Иногда экран делался ярко-голубым; иногда появлялось меню, и никто не понимал, как от него избавиться, поэтому все смотрели меню до тех пор, пока не забредал кто-нибудь из персонала и не улаживал проблему. Так что хотя в центре и было кабельное телевидение с девяносто восемью каналами, его обитателям приходилось смотреть тот единственный, который был включен, когда они вошли в комнату. Сегодня им оказался «НьюсПлекс-9».
– Смотри-ка, – сказал Фил. – Опять эти дебилы из супермаркетов.
Уже в третий раз Арни и Фил наблюдали сегодня на экране репортершу из супермаркета «Пабликс». Это был обязательный элемент в штормовой программе «НьюсПлекс-9»: очумевшее население панически скупает еду и другие товары, а паника их главным образом вызвана просмотром «НьюсПлекс-9».
– Как мы видим, – говорила репортерша, – в течение всего дня здесь совершенно не протолкнуться из-за обеспокоенных покупателей, которые делают запасы на черный день. – За ее спиной люди улыбались и махали в камеру.
Репортерша повернулась к женщине лет пятидесяти, одетой в домашнее платье, и сунула ей в лицо микрофон.
– Какие товары вы покупаете? – спросила она.
– Ну, – сказала женщина, заглянув в свою тележку, – тут батарейки и вода, арахисовое масло, отбеливатель, сейчас посмотрю… суп, охлажденная нарезка. И еще несколько баночек вазелина.
– Из-за шторма? – спросила репортерша.
– Нет, просто кончился вазелин, – сказала женщина.
– Возвращаемся в студию, Билл и Джил.
– Вот чего я никак не пойму, – сказал Арни. – Зачем отбеливатель?
– Ты о чем? – спросил Фил.
– Всякий раз, когда ураган, все закупают отбеливатель.
– Ну и?
– Ну и что они делают с отбеливателем?
– Отбеливатель нужен, – сказал Фил, – на всякий случай.
На самом деле Фил понятия не имел, зачем нужен отбеливатель, хотя, как и большинство жителей Южной Флориды, был уверен, что без него не обойтись. Все его покупали, потому что его покупали другие. В чуланах Южной Флориды томились в ожидании своего часа сотни тысяч галлонов аварийных запасов «Клорокса», рядом с аварийными запасами консервированного мяса «Спам» 1987 года выпуска.