Колонна Араблинского переправилась чрез Атрек у Гудры, 27 февраля. Река в этом месте была столь глубока, что он должен был построить мост на козлах из местного тонкого леса. По переправе, он тоже двинулся к Гюргену и остановился на ночлег на урочище Шарлух. 27 числа пройдено было 22 версты по безводному пространству. На рассвете 28-го туркмены стреляли по лагерю, но цепь стрелков заставила их удалиться на такое расстояние, с которого они не в состоянии были своими выстрелами вредить обозу. К 11 часам утра, пройдя 23 версты, колонна прибыла к восточному продолжению Кизыл-алана, против переправы Ахметляр, на р. Гюргене. Казаки, посланные отсюда в разъезд, дали знать, что в семи верстах от лагеря туркмены переправляются на левый берег Гюргена. Оставив у Ахметляра одну роту для прикрытая обоза, Араблинский с остальными войсками пошел по реке и скоро достиг переправы Биби-ширван, где действительно туркмены уже кончали переправу. Казаки, следовавшее в авангарде, успели захватить только баранов. Дав войскам полчаса отдыха, Араблинский продолжал движение вверх по Гюргену. У переправы Оглан-ших видны были свежие следы переправлявшихся туркмен с верблюдами. К вечеру небольшая партия туркмен завязала с казаками, находившимися на аванпостах, перестрелку, но подоспевшие на выстрелы стрелки заставили туркмен удалиться. Так как у этой переправы неудобно было расположиться на ночлег, то колонна подвинулась несколько к северу и остановилась в 3 верстах от речки. Во время этого передвижения туркмены, продолжали беспокоить войска, но они здесь потеряли двух человек пленными, из коих один вскоре умер от ран, В 8 часов вечера войска расположились на биваке; сюда же прибыла и рота, остававшаяся с верблюдами на переправе Биби-ширван.
1 марта войска продолжали движение вверх по Гюргену. Достигши Гюмбет-олум, Араблинский остановился на отдых, а две роты с казаками отправил далее, к древней развалине Шахри-Джорджан. Едва эти роты успели отойти версты три от бивака, как неприятель, обскакав их, открыл по ним огонь. Услышав выстрелы, Араблинский, с ротой и двумя орудиями, пошел на поддержку атакованных частей. Отогнав туркмен и усилив цепь, он приказал отступать, имея оба орудия, заряженные картечью, на отвозах. Туркмены сначала медленно подвигались за отступавшими, но потом всею массою ринулись на колонну. По сигналу, роты повернулись кругом и подойдя к цепи, произвели несколько залпов; в то же время картечь обсыпала туркмен, и они все рассеялись. Затем колонна уже без выстрела вернулась в лагерь. По расстановке войск на ночлег в каре, каждая часть выкопала пред собою небольшие ровики, а артиллерия была укрыта сухарными вьюками. Часов до 10 вечера все было тихо. В это время туркмены подкрались к лагерю и со всех сторон открыли ружейный огонь. С аванпостов отвечали на выстрелы. Когда же огонь с неприятельской стороны участился, то начальник колонны приказал усилить аванпосты и выслать стрелков в цепь. Около полуночи опять все затихло; но к часу утра дали знать, что какая-то масса движется по направлению к биваку. Едва только Араблинский успел стянуть аванпосты к лагерю и приказал артиллерии приготовить картечь, как подвигавшаяся в темноте масса гикнула и пешая бросилась на штурм лагеря. Но и это нападение, которым туркмены надеялись наконец сломить русских, было отбито: встреченные залпами двух рот, прикрывавших орудия и картечью горных единорогов, они потеряли, по уверению лазутчиков, 14 убитыми и 40 ранеными, и затем ограничились одною перестрелкою, не прекращавшеюся до самого утра. Таким образом колонна Араблинского всю ночь с 1 на 2 марта простояла под ружейным и перестреливалась в течение восьми часов. У нас ранены двое рядовых и три лошади и убито семь верблюдов.
Между тем 2 марта начальник отряда получил донесение Козловского, что он захватил 250 верблюдов, но, крайне затрудняясь переправить их в брод чрез Гюрген, идет на персидское предмостное укрепление Ак-кала[71], чтобы перейти там реку по мосту. Вследствие этого Маркозов признал полезным послать на встречу Козловскому к крепости Ак-кала часть войск, достаточную для полного убеждения коменданта укрепления в необходимости безотлагательного пропуска кабардинцев чрез мост. Араблинскому приказано было немедленно спешить в Кичик-кара-кир. Под вечер туркмены снова начали подъезжать к лагерю и советовали уходить на правую сторону Атрека, угрожая нападением. Когда уже смерклось, с секретов дали знать, что значительные партии и выше и ниже лагеря переправляются на правый берег Гюргена. Ночью два раза открывалась перестрелка на аванпостах с подъезжавшими группами всадников. Пули туркмен падали в лагерь. Маркозов приказал не стрелять по одиночным всадникам, а только тогда, когда появится значительная партия. Пред рассветом по всей цепи раздались выстрелы, и посланный патруль дал знать о появлении значительной партии, идущей прямо на лагерь. Весь лагерь стал в ружье; орудие зарядили картечною гранатою. В приближающейся массе раздалось что-то вроде команды. Все стали присматриваться и прислушиваться и решили, что это идут туркмены. Уже отдано было приказание стрелять; но артиллерийский офицер, командовавший орудием, испросил разрешение подпустить поближе неприятеля. В это время некоторые офицеры заявили, что солдаты, бывшие в цепи, слышали в приближающейся толпе русский говор. Молчание приближающейся массы увеличивало недоумение. Наконец решено было сыграть какой-нибудь сигнал. Ответ послышался тотчас же, и чрез несколько минут колонна Араблинского вступила в лагерь. Оказалось, что колонна приняла выстрелы, раздавшиеся в цепи колонны Маркозова, за нападение туркмен и приготовилась его отразить. Выстрелами этими ранена одна казачья лошадь и две пули попали в офицеров: одна в шапку, а другая в бурку. Слышанная команда была: с передков, налево кругом[72]. Чрез полчаса по присоединении Араблинского, начальник отряда послал три самурские роты с полевым орудием, под начальством Майора Панкратьева, к персидскому предмостному укреплению Ак-кала, на встречу кабардинцам. В Ак-кала почти одновременно прибыли два парламентера от Козловского и Панкратьева, с уверениями, что со стороны русских никаких враждебных намерений против дружественных нам персиян нет и с просьбой открыть ворота укрепления, ведущие на мост. Комендант, при виде двух русских отрядов на обоих берегах Гюргена, был в сильном затруднении. Долго он не решался отворить ворота укрепления; наконец согласился, но с тем условием, чтобы колонна Козловского как можно скорее уходила. Кабардинцы не задержались и с песнями прошли чрез персидскую крепость. Поздно ночью самурцы и кабардинцы с верблюдами пришли в Кичир-кира-кир, и на рассвете 4 марта Маркозов, со всеми тремя колоннами, выступил далее на восток, вверх по Гюргену, отправив верблюдов, под прикрытием двух рот, в Баят-хаджи. С этой оказией начальник отряда сообщил о положении дел в отряде в Тифлис и бакинскому губернатору. Он писал: «Мы едва имеем до 1,000 верблюдов, тогда как для нашего движения в Хиву нам нужно по крайней Мере 4,000. Кочевники, перестреливаясь с нами, каждую ночь идут все дальше и дальше и попрятали верблюдов в лесах, покрывающих восточное продолжение Эльбурсского хребта. Таким образом они ушли собственно в Персию, куда идти за ними считаю невозможным. Прошу об этом дать знать командующему армиею телеграммою, а если можно, то помочь нам верблюдами с нашего берега[73], так как в противном случае экспедиция в Хиву не состоится и все приготовления и затраты пропадут. Хива это сообразила и поверенные ее приняли заранее все меры, чтобы удалить здешнее население не только за Атрек, но и за Гюрген. Еще раз прошу ваше превосходительство оказать ваше содействие. Нам нужно оттуда по крайней мере 2,000 верблюдов и до 500 ослов; иначе, повторяю, дело может лопнуть. Штук 200 бакинских арб, запряженных лошадьми, нам тоже могут принести большую пользу. Все, что можете нам прислать, должно быть в Чекишляре не позже 25 марта: иначе мы не придем в Хиву и к 10 мая»[74].
71
Персидский гарнизон которого составляют две роты пехоты, два орудия и сотня конной милиции.