– Бедный мой, бедный! – прошептала Элиза. – Продали тебя! Но ты не бойся, мать не даст своего сыночка в обиду!
Ни единой слезы не капнуло на эту подушку. В такие минуты сердце скупо на них. Оно исходит кровью и молчит. Элиза взяла клочок бумаги и карандаш и второпях написала следующее:
«О миссис! Дорогая миссис! Не корите меня, не обвиняйте меня в неблагодарности. Я слышала ваш разговор с мистером Шелби. Я попытаюсь спасти своего ребенка. Вы не осудите меня за это! Да вознаградит вас бог за вашу доброту».
Сложив листок вдвое и надписав его, она подошла к комоду, собрала в узелок кое-что из детской одежды и накрепко привязала его носовым платком к поясу. И такова сила материнской любви, что даже в этот страшный час Элиза не забыла сунуть в узелок две-три любимые игрушки сына, а пестрого попугая отложила в сторону, чтобы позабавить мальчика, когда он проснется. Ей не сразу удалось его разбудить, но вот он проснулся, сел на кровати и, пока мать надевала капор и шаль, занялся своей игрушкой.
– Мама, куда ты идешь? – спросил мальчик, когда Элиза подошла к кровати, держа в руках его пальто и шапочку.
Она нагнулась над ним и так пристально посмотрела ему в глаза, что он сразу насторожился.
– Тс! – шепнула Элиза. – Громко говорить нельзя, не то нас услышат. Злой человек хочет отнять у мамы ее маленького Гарри и унести его темной ночью. Но мама не отдаст своего сыночка. Она сейчас наденет на него пальто и шапочку и убежит с ним, и тот страшный человек их не поймает.
С этими словами она застегнула на нем пальто, взяла его на руки, снова приказала молчать и, открыв дверь, бесшумно вышла на веранду.
Ночь была холодная, звездная, и мать плотнее закутала ребенка, который, словно онемев от смутного страха, крепко цеплялся за ее шею.
Большой старый ньюфаундленд Бруно, спавший в дальнем конце веранды, встретил шаги Элизы глухим ворчаньем. Она тихо окликнула его, и пес, ее давнишний баловень и приятель, сейчас же замахал хвостом и отправился за ними следом, хотя ему явно было невдомек, что может означать столь неурочная ночная прогулка. Его, видимо, тревожили неясные сомнения в ее благопристойности, потому что он часто останавливался, бросал тоскливые взгляды то на Элизу, то на дом и, поразмыслив, снова брел дальше. Через несколько минут они подошли к хижине дяди Тома, и Элиза тихонько постучала в окно.
– Господи помилуй, кто там? – вздрогнув, сказала тетушка Хлоя и быстро откинула занавеску. – Да никак это Лиззи? Одевайся, старик. И Бруно тоже сюда приплелся. Пойду открою ей.
Тетушка Хлоя распахнула дверь, и свет сальной свечи, которую поспешил зажечь Том, упал на измученное, с дико блуждающими глазами лицо беглянки.
– Храни нас господь! Лиззи, на тебя смотреть страшно! Что с тобой? Заболела?
– Дядя Том, тетушка Хлоя, я убегаю… Надо спасать Гарри. Хозяин продал его.
– Продал! – в один голос воскликнули те, в ужасе подняв руки.
– Да, продал, – твердо повторила Элиза. – Я спряталась в темной комнатке рядом со спальней и слышала, как хозяин сказал миссис Шелби, что он продал моего Гарри и вас, дядя Том. Завтра утром работорговец возьмет вас обоих, а хозяин уедет из дому на это время.
Слушая Элизу, Том стоял как во сне. Руки у него так и остались воздетыми к небу, глаза были широко открыты. А когда смысл этих слов постепенно дошел до него, он рухнул на стул и уронил голову на грудь.
– Боже милостивый, сжалься над нами! – сказала тетушка Хлоя. – Неужели это правда? Чем же он провинился, что хозяин продал его?!
– Он ни в чем не провинился, дело не в этом. Мистеру Шелби не хочется продавать их, а миссис… вы знаете ее доброе сердце. Я слышала, как она заступалась, просила за нас. Но хозяин сказал, что теперь ничего нельзя поделать. Он задолжал этому человеку, и этот человек держит его в руках. Если не расплатиться с ним, тогда надо будет продавать все имение и всех негров и уезжать отсюда. От этого человека не отделаешься. Я сама слышала, как хозяин говорил, что выбора у него нет – или продать Тома и Гарри, или лишиться всего остального. Ему жалко вас… а миссис! Если бы вы ее слышали! Нехорошо я с ней поступаю, но иначе я не могу.
– Старик, – сказала тетушка Хлоя, – а ты что же не уходишь? Хочешь дождаться, когда тебя увезут вниз по реке, туда, где негров морят голодом и непосильной работой? Да я бы лучше умерла! Время есть – беги вместе с Лиззи. С твоим пропуском тебя никто не остановит. Вставай, я сейчас соберу тебе вещи.
Том медленно поднял голову, обвел печальным, но спокойным взглядом хижину и сказал:
– Нет, я никуда не пойду. Пусть Элиза уходит – это ее право. Кто осудит мать? Но ты слышала, что она сказала? Если меня не продадут, тогда все пойдет прахом… Ну что ж, пусть продают, я стерплю это. – Судорожный вздох вырвался из его могучей груди. – Хозяин всегда мог положиться на меня. Я не обманывал его, я никогда не пользовался своим пропуском без надобности и никогда на это не решусь. Пусть продадут одного меня, чем разорять все имение. Хозяина нечего винить, Хлоя. Он не оставит тебя с несчастными…
Том повернулся к кровати, посмотрел на курчавые головы ребятишек, и силы оставили его. Он откинулся на спинку стула и закрыл лицо руками. Тяжкие, хриплые рыдания сотрясали его грудь, крупные слезы, стекая по пальцам, капали на пол.
– Еще два слова, – сказала Элиза с порога. – Я виделась с мужем сегодня днем, тогда еще никто ничего не знал. Моего Джорджа довели до того, что он больше не может терпеть и решил бежать. Постарайтесь увидать его и скажите ему, почему я ухожу. Скажите, что я попытаюсь найти дорогу в Канаду, и если мы никогда больше не увидимся… Заприте Бруно, – добавила она, – не то он побежит за мной.
Короткое, сдержанное прощание, скупые слезы, последние напутствия… и, прижав к груди своего растерянного, испуганного ребенка, Элиза бесшумно скользнула за дверь.
ГЛАВА VI
Побег обнаружен
Накануне вечером, после своего затянувшегося спора, мистер и миссис Шелби заснули не сразу и на следующее утро встали позднее обычного.
– Не понимаю, почему Элиза так задержалась? – сказала миссис Шелби, уже не в первый раз дергая звонок.
Мистер Шелби точил бритву, стоя перед зеркалом. Вскоре дверь открылась, и в спальню вошел мальчик-негр с водой для бритья.
– Энди, – обратилась к нему миссис Шелби, – постучись к Элизе и скажи ей, что я уже три раза звонила. Бедняжка! – со вздохом добавила она вполголоса.
Через несколько минут Энди вернулся, тараща глаза от изумления.
– Миссис! У Лиззи все ящики открыты, вещи валяются как попало. Не иначе, как она удрала.
Мистер и миссис Шелби мгновенно догадались о случившемся. Он воскликнул:
– Значит, Элиза что-то подозревала и решила убежать!
– Дай бог, чтобы это было так! – сказала она.
– Миссис Шелби, вы говорите вздор. В каком я окажусь положении? Гейли видел, что мне не хочется продавать ребенка, и заподозрит меня в соучастии. Тут задета моя честь! – И он быстро вышел из комнаты.
В течение следующих пятнадцати минут в доме не прекращалась беготня; хлопали двери, из-за них выглядывали лица всех оттенков. И только один человек, который мог бы рассказать кое-что о случившемся, хранил молчание. Это была главная повариха, тетушка Хлоя. На ее всегда таком веселом лице лежало облако тяжелого раздумья. Она не говорила ни слова и продолжала жарить оладьи к завтраку, будто не видя и не слыша царившей вокруг суматохи.
На балюстраде веранды уже сидели рядком – ни дать ни взять, вороны на жердочке – человек десять черномазых бесенят, которым во что бы то ни стало хотелось первыми увидеть, как примет чужой хозяин свалившуюся на него беду.
– Вот разозлится-то! – сказал Энди.
– А ты послушай, как он ругаться будет! – подхватил маленький Джейк.