— Передайте-ка мне горячую воду, мистер Гейли, — сказал Мэркс. — Да, сэр, с вами нельзя не согласиться. Когда я еще занимался торговлей, попалась мне раз одна негритянка— здоровая, рослая и к тому же смышленая, а мальчишка у нее был хворый какой-то… горбатый, что ли… не знаю. Я отдал его одному человеку задаром — рискни, мол, может, что и заработаешь. Мне и в голову не пришло, что мать будет так убиваться. А вы бы посмотрели, что она вытворяла! Мальчишка хилый, капризный, казалось бы — одно мучение с ним, а она в нем души не чает. И притворства тут никакого не было — плачет-разливается, места себе не находит, будто одна-одинешенька осталась на всем белом свете. Смех смотреть! Да, женщины народ чудной, от них всего можно ждать.
— У меня тоже был такой случай, — подхватил Гейли. — Прошлым летом купил я на Красной реке одну негритянку с ребенком. Ребенок был ничего — смазливенький, глаза такие живые, блестящие, и, представьте себе, оказался слепой. Ничего не видит! Ну, думаю, сплавлю это сокровище куда-нибудь и уже сговорился сменять на бочонок виски. А попробовал взять его у матери — ну, куда там! Сущая тигрица, и не подступишься. А дело было у пристани, мы еще не отчалили, и вся моя партия была без кандалов. Так что вы думаете, она сделала? Вскочила на кипу хлопка, точно кошка, и выхватила нож у одного матроса. Все от нее шарахнулись кто куда, а потом она поняла, что все равно не убежишь, и прямо вниз головой и кинулась в реку вместе с ребенком — только их и видели.
Том Локкер, слушавший их рассказы с плохо скрываемым презрением, громко фыркнул:
— Растяпы вы оба! У меня негритянки таких штук не проделывают.
— Да ну! Как же ты с ними справляешься? — живо спросил Мэркс.
— Как справляюсь? А вот как. Скажем, покупаю я негритянку, и, если при ней ребенок, которого можно продать, я тычу ей кулаком в нос и говорю: «Вот, видала? Попробуй только пискнуть — изобью нещадно. Чтоб я от тебя ни слова, ни полслова не услышал. Ребенок, говорю, мой, а не твой, и ты о нем забудь. Я его продам при первом же удобном случае, и не вздумай тут буянить, не то пожалеешь, что на свет божий родилась». Уверяю вас, они прекрасно понимают, что со мной шутки плохими молчат как рыбы. А если какая-нибудь вдруг начнет голосить… — Мистер Локкер стукнул кулаком по столу, заменив этим выразительным жестом недосказанные слова.
— Убедительно, что и говорить! — сказал Мэркс и, ткнув Гейли пальцем в бок, захихикал. — Ну и штучка наш Том! Хи-хи-хи! Он какого угодно безмозглого негра образумит. Да, Том, если ты и не сам дьявол, так родным братцем ему приходишься.
Том выслушал эту похвалу с подобающей скромностью, а Мэркс туг же обратился к Гейли:
— Так чего же вы от нас хотите? Чтобы мы поймали вашу беглянку?
— Мне на нее наплевать, она не моя, а Шелби. Все дело в мальчишке. Дурак я был, что связался с этим чертенком!
— А ты всегда был дураком, — буркнул Локкер.
— Ну-ну, Том, брось грубить! — сказал Мэркс и облизнул губы. — Насколько я понимаю, мистер Гейли предлагает нам выгодное дельце… Помолчи минутку, я с ним обо всем договорюсь, это по моей части… Итак, мистер Гейли, что это за женщина? Какая она?
— Красивая, цвет кожи светлый, хорошего воспитания. Я бы за «ее ни восьмисот, ни тысячи долларов не пожалел — и то бы неплохо на ней заработал.
— Цвет кожи светлый, красивая и хорошо воспитана, — повторил Маркс, и его нос; рот и черные глазки пришли в движение. — Слушай, Локкер, а ведь это соблазнительно! Давай возьмемся. Поймаем их обоих. Мальчишку, конечно, вернем мистеру Гейли, а мать отвезем в Новый Орлеан и продадим. Плохо ли!
Локкер, слушавший своего приятеля с открытым ртом, щелкнул зубами, точно собака, которой достался кусок мяса, и погрузился в размышления, как бы пережевывая эту новую идею.
— Дело обстоит так, — сказал Мэркс, обращаясь к Гейли и помешивая свой пунш: — здесь, по всему побережью, очень покладистые судьи, с которыми вполне можно договориться. Том — мастер по кулачной части. Зато, когда надо присягнуть в чем-нибудь, тут уж на сцену выступаю я. Разоденусь в пух и прах, сапоги начищу и являюсь в суд. Вы бы посмотрели, как у меня это получается! — воскликнул он, сияя от гордости. — Сегодня я — мистер Твикем из Нового Орлеана, завтра — плантатор, только что приехавший с Жемчужной реки, где у меня до семисот негров, а то еще назовусь дальним родственником Генри Клея или какого-нибудь другого почтенного джентльмена из Кентукки. Таланты бывают разные. Например, когда нужно пустить в ход кулаки, лучше Тома этого никто не сделает, но приврать он не умеет — не выходит это у него. А вот если понадобится присягнуть в чем угодно и кому угодно и скорчить при этом постную физиономию, то на это я дока, лучшего во всей стране не найдете! Я в любую щелку пролезу, даже если бы судьи у нас были построже. Иной раз просто обидно становится, что нет у них настоящей строгости, — слишком уж легко все дается, никакого удовольствия не получаешь…