— Простите, сэр, я ищу Гарри.
Мальчик подбежал к матери, показывая ей свою добычу, собранную в подол платьица.
— Вот он, можешь увести его отсюда, — сказал мистер Шелби.
Она подхватила ребенка на руки и быстро вышла из комнаты.
— Черт возьми! — с восхищением воскликнул работорговец, поворачиваясь к мистеру Шелби. — Да на такой красавице в Орлеане состояние нажить можно! У меня на глазах по тысяче долларов платили за женщин, которые были ничуть не лучше вашей.
— Я не собираюсь наживаться на Элизе, — сухо сказал мистер Шелби и, чтобы переменить тему разговора, откупорил новую бутылку вина и спросил Гейли, как оно ему нравится.
— Отменное, сэр! Первый сорт! — ответил работорговец, потом фамильярно похлопал мистера Шелби по плечу и добавил: — Ну, сколько вы хотите за эту красотку? Сторгуемся? Какая ваша цена?
— Она не продается, мистер Гейли, — сказал тот. — Оцените ее хоть на вес золота, моя жена все равно с ней не расстанется.
— Э-э, женщины всегда так говорят, потому что не знают цены золоту! А покажите им, сколько можно купить на такие деньги часиков, страусовых перьев и всяких там безделушек, и они сразу пойдут на попятный.
— Об этом даже и говорить не стоит, Гейли. Я сказал: нет, значит нет, — твердо ответил Шелби.
— Ну, хоть мальчишку-то отдайте, — настаивал работорговец. — Сами видите, я за ценой не стою.
— Да зачем он вам понадобился? — воскликнул Шелби.
— А у меня есть один приятель, который занимается скупкой смазливых мальчишек. Подрастет такой красавчик, он его и продаст на рынке. Это, конечно, предмет роскоши, их больше берут в лакеи. Товар дорогой, только богачам по карману. Зато какое украшение для ваших хором, когда красивый лакей и дверь открывает и за столом прислуживает! На них можно хорошо заработать, а этот чертенок к тому же такой шустрый да голосистый — самый что ни на есть лучший товар.
— Мне бы не хотелось его продавать, — задумчиво сказал мистер Шелби. — Дело в том, сэр, что, будучи человеком гуманным, я не могу отнимать ребенка у матери, сэр.
— Вот оно что! Да, я вас понимаю. С женщинами иной раз лучше не связываться. Пойдут слезы, вопли — неприятно! Очень даже неприятно! Но у меня, сэр, дело поставлено так, что обходится без этого. Отправьте-ка вы ее куда-нибудь на денек, а то и на недельку, и все обойдется тихо, спокойно. Вернется домой, а дело уж сделано. Ваша супруга подарит ей сережки, или новое платье, или еще какую-нибудь мелочь, вот она и утешится.
— Боюсь, что нет.
— Да будет Вам! Не равняйте вы негров с белыми. Если правильно браться за дело, с них мигом все скатывает. Некоторые говорят… — доверительно понизив голос., продолжал Гейли, — некоторые говорят, будто на нашей работе черствеешь душой. Что касается меня, так это неправда. Ведь многие что делают? Вырвут ребенка у матери из рук и выставляют его на продажу, а она тут же криком кричит. Я так не могу. Разве это дело? Одна порча товара. После этого некоторые женщины и работать не могут. Помню, была одна в Орлеане— писаная красавица, так ее просто загубили таким обращением. Покупатель брал только одну мать, без ребенка, а она горячая была, настоящий порох. Вцепилась в своего малыша, несет невесть что, бьется. Даже вспомнить страшно! В конце концов мальчишку отняли, а ее посадили под замок. Ну, тут она вовсе рехнулась, а через неделю померла. Тысяча долларов — брошенные деньги, а почему? Потому что не умеют обращаться с таким товаром. Нет, сэр, добром скорее возьмешь. Это я по собственному опыту знаю. — Работорговец откинулся на спинку стула и с добродетельным видом скрестил руки на груди.
Разговор этот, по-видимому, представлял для Гейли немалый интерес. Не дождавшись ответа от мистера Шелби, который в раздумье чистил апельсин, он заговорил снова, будто не в силах противостоять стремлению к истине, побуждавшему его добавить еще несколько слов:
— Расхваливать самого себя не годится, но что верно, то верно. Недаром про Гейли идет такая слава, будто у него что ни партия, то все негры как на подбор: сытые, гладкие, молодец к молодцу. И мрут меньше, чем у других. Вот что значит умело вести дела, сэр! У меня, сэр, все строится на гуманном обращении!
Мистер Шелби не нашелся что ответить на это и ограничился одним:
— Вот как?
— Меня, сэр, поднимали на смех, убеждали всячески. Что поделаешь, такие взгляды вещь редкая, но я, сэр, твердо их придерживаюсь, и, могу сказать, они еще ни разу меня не подвели. — И работорговец захохотал, весьма довольный собой.
Такое понимание принципов гуманности было настолько своеобразно и неожиданно, что мистер Шелби не мог не рассмеяться за компанию со своим гостем. Это еще более подзадорило Гейли, и он продолжал: