Жизнь так и не научила его главному, он так и не понял…
Но довольно брюзжания! — и Шаманка выпрямилась на троне, велев рабам подойти поближе.
— Ну что, Миль, ты еще не устал надеяться?
Ответ потряс ее до глубины души.
— Устал, — просто сказал Миль. — Очень устал. Но разве у нас есть выбор, госпожа?
«Я предлагала его тебе, давным-давно», — подумала она, но сказать это сейчас не посмела. Конечно, он был мужчиной, однако не самым тупым и зашоренным. Он не принял тогда ее идею о преобразовании племен не из-за упрямства, он искренне верил в свою правоту и в то, что Шаманка ошибается.
— Есть ли какие-то изменения?
— Нет, госпожа. Все по-прежнему. Не растут ни физически, ни психологически. И гибнут, с каждым переходом.
— Рабы?
— Нетронутых льдосейфов становится меньше и меньше, а люди в них, как правило, отягощены такими заболеваниями, которые… Словом, скоро так или иначе, а придется что-то менять. Через три-четыре сезона каждый переход будет стоить племени слишком больших потерь. Я имел в виду — невосполнимых потерь, госпожа. А что творится с другими?
— Примерно то же самое, Миль.
«И мои „куколки“, — подумала она, — тоже удерживают Ньярк на пределе своих возможностей. Слишком большая территория, мы каждый раз очищаем ее от мутировавших тварей, но проходит время, и они являются снова, еще более живучие. Мы должны объединиться».
— Мы должны объединиться, Миль.
— Под чьей рукой?
— Для тебя это по-прежнему имеет какое-то значение? Даже теперь?
— Но ведь в твоем обществе для них нет места, — вмешалась вдруг Джесси.
О да, отважная Джесси, достойная представительница «мужниных жен»! Джесси, которая понаслышке знает о Нефтяной блокаде, о «днях правильного порядка», о патрулирующих небо «женской зоны» самолетах! Разумеется, она согласна возродить старый «мир для мужчин», где ей всегда будет обеспечен теплый, уютный уголок. Всякий другой миропорядок для нее в принципе неприемлем и неестественен.
Шаманка улыбнулась краешком рта:
— Разве в твоем обществе найдется место для моих «куколок», а? Или, может, такое место отыщется для меня? Хватит, Миль! Этот наш разговор ни к чему не приведет, как не приводили все предыдущие. — И когда эхо последних слов отгремело под сводами зала, она вдруг велела: — Ну-ка, представь мне своего новичка, с которым ты так спорил.
«Безум, — думала она, слушая сиплый, с трещинкой, голос. — Значит, Безум. Ну что же, Гарри сам подготовил мне нужного раба».
— Скажи, — обратилась она к новичку, — по-твоему, что нужно сделать, чтобы превратить в бабочку то, что стало куколкой, но позабыло о гусенице.
— Это что, такие загадки, да?
— Да, — невозмутимо ответила она. — Итак?
— Взломать кокон.
— Хорошо, — сказала Шаманка. «Неправильно, но… хорошо». — Готовься. На Игрищах тебе придется попотеть
— Я только этим и занимаюсь с той поры, как вылез из криованны!
— Тем лучше… И не забывай про свой ответ на мою загадку, раб.
— Да, госпожа! — с издевкой ответил он.
Она довольно засмеялась.
После рабов Шаманке вновь зачем-то понадобился Гарри. Всех прочих сантаклаусов она отослала к выходу, а его позвала к себе.
— Так вы поможете снять заклятие Великого Облома? — спросил он, дурея от собственной наглости и зачем-то теребя бороду.
— Ты сам сделаешь это, — заявила Шаманка. — На Игрищах в самой тяжелой ситуации ты поручишь все рабу, которому доверяешь меньше всего. И тем самым снимешь заклятие с племени.
— Но госпожа!..
— Именно так, ты не ослышался. А теперь, если у тебя больше нет вопросов…
В этот момент в лесу наступила ночь и ожил город. Выглядел он, по правде-то сказать, ненатурально: чистенькие улицы без единой баррикады, целые небоскребы, люди, которые сидели с довольными улыбочками прямо в куснях-беспредельниках… На рабах нет ни ошейников, ни браслетов, многие идут, держась за руку с воинами племен, но воины эти тоже ненастоящие какие-то: без огнеплюев, в легкой одежонке, каждый сам по себе… точнее, каждый вместе с рабом.
Словом, подделка, да еще и неудачная.
Но услышав рычание кусней у себя за спиной, Шаманка вдруг обернулась и посмотрела в правый угол живой картины. Гарри забыл, что она и видеть-то не может, он тоже посмотрел туда.
И чуть не закричал от изумления.
У одного из шедших рядом с рабами воинов было… его лицо! И лица тех рабов, что рядом… их Гарри разглядеть не удалось, но…
В общем, он выбежал из зала, будто наткнулся на рой шмельдриков. Успокоился только какое-то время спустя, когда неслышно подошедшая амерзонка коснулась его плеча и жестом велела идти за ней, к выходу.
Лишь тогда Гарри сообразил, что так и не попрощался с Шаманкой.
Глава четвертая
Что-то было не так. Они победили во всех важных турнирах (и во множестве пустяковых), они выбрались в финал — а все-таки что-то было не так!
Гарри не спалось, он вертелся с боку на бок, сопел, зарывался пальцами в лежавшую рядом ритуальную бороду, он вспоминал о триумфе побед и завистливых взглядах противников, но в голове, как крик обезумевшей отчайки, билась одна и та же мысль: что-то не так! забыл о чем-то!
«Пустобредни это всё, — думал он. — Завтра последний день Игрищ. Бэтмены, конечно, сильное племя, и рабы у них тоже не из худших, но мы их сделаем, точно! После Брюс-Раба Клод-Раб самый сильный, с ним никто не сравнится. Мы их сделаем».
Наверное, эта маета — из-за зуба; Шаманка всегда для колдовства просила у него зубы, но вот сегодня ранка болит сильнее, чем обычно. Раз уж все равно не спалось, Гарри поднялся с кровати и подошел к высокому, на всю стену зеркалу, чтобы поглядеть, кровоточит ли десна.
Была ночь, но в «Х'тоне» ночь ли, день — мало что значит. Здесь всегда властвовал сумрак, и приходилось пробираться по коридорам и лестницам с облайтками[1] в руках. («Когда-нибудь, — ворчал Миль-Раб, — эти светляки-переростки, которыми вы заполняете бутылки из-под колы, вырвутся на волю и учинят то еще светопредставление!» Как обычно в таких случаях, его не слушали: слишком много заумных слов и никакого смысла.)
Несколько облайток сонно светились на подоконниках и тумбочках возле кроватей, Гарри взял одну и хотел было помахать, чтобы разгорелась поярче, но замер. В зеркале он видел отражение выхода в коридор (и сам коридор, конечно) — и сейчас заметил, как по травяной дорожке неслышно проскользнула очень даже знакомая тень.
Приблуда Джексон.
Интересно, с чего это ему не спится? Зубы, вроде, накануне себе не рвал…
Сунув облайтку за пояс, Гарри поспешно ткнул в пару кнопок на пультике. Рабы спали в соседней комнате, запертые, само собой. Но к тому времени, когда он открыл дверь, двое из них, Клод-Раб и Миль-Раб, уже проснулись, получив через ошейники соответствующий приказ.
— За мной! — приказал им Гарри. — И тихо чтоб!
Еще он разбудил Тревора Колеснутого и объяснил всем троим, что к чему.
— А теперь — посмотрим-ка, куда это нацелился наш Приблуда!
Коридорный ковер очень даже удачно скрадывал шаги не только Джексона, но и его преследователей. Они нарочно держались на приличном расстоянии от Приблуды: тот время от времени вертел головой по сторонам и вообще вел себя крайне осторожно. То есть, подозрительно!
Пройдя весь этаж, Джексон очутился на лестнице. Перегнувшись через перила, он долго вглядывался в полумрак, как будто мог там что-то разглядеть. Наконец кивнул и заспешил вниз по ступенькам.