Не знаю, на каком расстоянии от автострады я увидел колею. Километров десять прошел, может, и больше. Наткнулся на нее неожиданно. Я упрямо топал на север. Вдруг под ногами оказалось это. Две бороздки поперек моего пути, еле заметные. Я обалдел. Застыл. Я таращил глаза направо-налево, будто хотел перейти улицу и ждал просвета в автомобильном потоке, да только сюда уже давно не заезжала ни одна машина, точно. Земля запеклась как камень. Никаких следов покрышек.
Я сел, чтобы собраться с мыслями. Положение было не очень. От жажды меня начинало плющить. Если не найти воды сегодня или, в крайнем случае, завтра, мне конец.
Значит, пришло время выбирать. Двинуть на запад означало выйти опять к шоссе. То есть выкинуть белый флаг и признать поражение. Но я сказал себе – какой толк от тебя мертвого, а? На восток, вглубь материка, ведет слабая колея. Кто-то же ее сделал. Получается, там что-то есть. Или кто-то надеялся, что там что-то есть. Или что-то раньше было, а теперь – нет. Люди приезжают сюда только по делу. За сандаловым деревом или за золотом. Я сам бывал здесь с Гондоном, стрелял коз. Не прямо здесь, а северней. И я знал – лагерь разбивают поблизости от воды. Может, там стоит резервуар, или мельница, или даже автоцистерна с водой. Шансов мало, но они есть.
Понимаете, я не умею сдаваться. Может, я и правда идиот, как считали одноклассники. Или несговорчивый осел, как говорил директор. В общем, я сидел и пялился на борозды. Шоссе или дикие территории? Ну и выбор. Между реальностью и надеждой. Между водой, которую реально возят по шоссе грузовики, и водой, которую ты до чертиков надеешься отыскать в конце колеи. Я поставил на надежду – наверное, мозги совсем помутились – и побрел на восток. Испытывать судьбу – это про меня.
Земля тут была как везде. Разве что более каменистая по обеим сторонам колеи. Напоминала те места, где мы устраивали лагерь. По выходным, когда искали золото или стреляли коз. У нас были большой старый «форд»-пикап и металлоискатель. Мама тоже ездила. Далеко, к озеру Бальтазар. Родители тогда бредили золотом. Целый день шлялись с металлоискателем, по очереди таскали этот волшебный прибамбас. Они даже мне сделали такую штуку из проволоки, и я бродил с ними. Я тогда был маленьким. В последний день подстреливали козу, разделывали ее, укладывали в большой ящик со льдом и забирали домой. Мама говорила, что в мясе чувствуется соленый привкус здешней травы. Обычно мы останавливались под эвкалиптами с гладкой розовато-красной корой, в верхней части озера. Мама ночевала в кузове, а мы с Капитаном на земле, в спальниках. В лунные ночи озеро казалось полным воды, а не сухой соли. Выглядело необычно, будто другой континент, белый и пустой. Он тянулся, насколько хватало глаз. Шагнешь в такое озеро, и оно тебя поглотит, навеки. Мы туда никогда не ходили. Золото водилось в глубине буша, а козы – на горных кряжах. Мы лишь временами подъезжали посмотреть, ведь зрелище потрясное. Устраивались на симпатичных полянках с темно-красной почвой, усыпанной валежником. Обязательно разводили знатный костер. Жарили на гриле стейки, прихваченные из магазина, а по утрам – тосты. Мама собирала страусиные яйца, дома выдувала их и расписывала, как делают аборигены. Выставляла в магазине, и туристы иногда покупали.
Мы были счастливы тогда втроем. Лучшие дни в моей жизни. Потом мама перестала с нами кататься. Сказала, что ей не нравится стрельба. Справедливо, ведь когда я подрос и научился пользоваться оружием, мы начали больше охотиться, а не искать золото. К тому же в одну из вылазок мама обгорела на солнце, да так сильно, что кожа на плечах облазила пластами. После того мы ездили вдвоем с Кэпом. Под конец уже и не брали металлоискатель с собой. У Кэпа был карабин под патрон двести двадцать два «ремингтон». Достойное оружие с хорошим прицелом. Мы попадали даже в кенгуру, но в основном интересовались козами.
Еще три-четыре дня, и я добреду туда. Спрячусь на время. Пока все не утихнет. Новости устаревают быстро. Может, через несколько недель шоссе опять станет безопасным. Так я рассуждал. В начале пути у меня не было плана, я сорвался из дома наобум. Но теперь идея потихоньку зрела. Разве хоть кто-нибудь на всем белом свете додумается, что я отсиживаюсь на Бальтазаре? Единственные люди, которые могли бы сообразить, умерли.
В последнюю охотничью вылазку с нами поехал еще один чувак. Звали его Билл Кокс. У него были старый квадратный «ленд-ровер», винтовка под патрон 303 калибра и маузер, громкий, как ружье на слона. Билл Кокс утверждал, будто служил с Гондоном в армии, я сомневался. Они совсем не походили на солдат, оба толстые и бородатые. Скорее уж байкеры, а не солдаты. Не успели мы разбить лагерь, как охота им надоела. Они до ночи мололи языком, а потом до обеда спали. На следующий день – то же самое. Стреляли лишь по жестяным банкам и бутылкам, даже задницу не поднимали. Я очень хотел пойти один, подбить козу-другую, но эти двое палили направо и налево из крупнокалиберного оружия, и я не рискнул. В общем, ужасно нудные получились выходные. Я весь день сидел в пикапе, раз за разом перечитывал три комикса и торопил время. Мы так и не выбрались на охоту, и я еле дождался возвращения домой. Спросил у мамы про солдатское прошлое Кэпа и Билла, она ответила – они вместе были за рубежом. Больше я от нее ничего не добился.