— Так ты веришь в Тёмного — повелителя зла?
— Я, кажется, сама не знаю, во что верю, Вальдер, — слабо улыбнулась Айдан, оставаясь в его объятиях. — Но я слушаю то, что говорит мне сердце. И оно кричит от опасности, в которую попали мы все.
— Я хочу знать всё, — хрипло повторил он, чувствуя свою силу, свое преимущество, но больше не желая угрожать — только стремясь не упустить тот редкий миг откровения, которого он достиг между ними.
Она заговорила, постоянно ища своими глазами его взгляд, не отводя, не плача больше, не пытаясь отвлечь его внимание. Голос Айдан звучал сначала глухо, но постепенно всё больше эмоций прорывалось сквозь привычный контроль.
Её забрали к дарханам рано, когда ей не было и семи, сказали, что родители погибли, но её дар от богов и должен вести её к Великому духу — но для этого нужно много трудиться и учиться.
Сиркх, который тогда вернулся из отшельничества, был рядом и многому учил её сам, а после стал наставником всей школы, а потом и ордена. Айдан верила ему как отцу, пока не стала для него не просто верной и преданной ученицей…
Взгляд, который бросила она на Вальдера в этот момент, ударил в самое сердце. Её отчаяние и раскаяние — и даже та трепетная дрожь, которая пробила Айдан от его близости, напомнив, что случилось между ними совсем недавно — всё это пьянило словно самый крепкий ром.
— Поцелуй меня, — прошептала вдруг Айдан, пытаясь прильнуть к нему. — Я хочу почувствовать это снова…
Вальдер смотрел в её лицо в своих ладонях, не поддаваясь. Что будет с ней дальше? Мятежница и отступница, преданная своим учителем, нашедшая себе новую цель — убить его и отомстить, но куда ей против Сиркха?
Айдан толкнула его и заставила упасть на спину, опустилась сверху, замерев в одном вдохе от поцелуя. Вальдер провёл ладонями по её гибкому, такому хрупкому в его руках телу, ловя каждый миг. Игра переставала быть игрой, и сердце отчего-то сжималось снова.
Сколько у него было женщин? Не сосчитать толком. Немногие оставались в памяти: пылкие, яркие, сгорающие в его объятиях, яростные и скромные, вдовы и совсем юные и неопытные, они летели в его пламя и обжигали свои души. Единственная верная любовница — сама война, с которой он проводил свою жизнь, неизменно заставляющая сердце биться.
— Ну что, капитан, — с хрипотцой и обидой прошептала Айдан, пока он продолжал изучать её, — не мила тебе больше? Когда узнал всю правду?
Она попыталась подняться, рванулась, но он сомкнул руки на её спине и не позволил. Заставил снова опуститься к нему ниже и поцеловал раскрытые губы. Она снова пахла собой, желанно, смесью горячего мёда и холода стали. Сладко и опасно.
Впервые Вальдер чувствовал, что не забирает её эмоции себе, как всю её силу и страсть и ярость, а и сам поддаётся неведомой тяге. Между ними стирались все границы. И это страшное объединение было похоже снова — на то падение в пропасть, о которой он уже вспоминал.
Айдан целовала нежно, впервые нежно, с придыханием и дрожью. Изучающе и вместе с тем доверчиво, поддаваясь ласке его рук, скользивших по её спине, талии, поднимающихся к шее, чтобы снова скользнуть на затылок.
Теперь не только он подчинял, но и сам поддавался, отпуская привычный контроль. Айдан жгла ему душу, не оставляя не охваченного огнём места. Каждое её касание бросало в дрожь. Трещал факел, переплетались тела. Когда она замерла, подрагивая в его руках, разгоряченная поцелуем и собственным порывом, прикусила губу и отвела взгляд, Вальдер прижал её к себе, уложив на грудь, с силой огладил поясницу.
— Ты подписала себе приговор, Айдан де Марит…
— Когда попросила тебя поцеловать? — прошептала она со смешком, вжимаясь прохладной ладонью в его грудь, касаясь пальцами оголенной под воротом кожи.
— И это тоже.
Она порывисто вздохнула.
— А что ещё?
— Когда ударила Сиркха. Это не то, что можно простить.
Айдан напряглась и попыталась подняться, но он снова не дал ей это сделать. И она вдруг сдалась, замерев и затихнув, будто впервые осознавала, что сотворила.
— Так сказали мне боги, — прошептала она наконец.
— Они говорят вам разные вещи, — задумчиво проговорил Вальдер, вплетая пальцы в её волосы на затылке. — И, как видишь, пока на его стороне, раз он остался жив, а ты — бежишь.
— Я больше не бегу, — тихо выдохнула Айдан, оставаясь лежать на его груди, такая горячая и расслабленная, и это единение… смягчало душу.
Но этого и стоило бояться, хоть он и сам этого захотел.