— Родиться заново… Звучит заманчиво, — прошептал он, с трудом удерживая голову прямо, чтобы смотреть в её лицо, в глаза, миндалевидные, такие большие, чуть навыкате, что сейчас забирали всё внимание — и тонула во мраке темница, он сам, оковы, проклятый император и весь этот монастырь.
В её глазах было столько боли и скорби, сколько он никогда не видел в мире, и у него самого жгло глаза, а соль мешалась с кровью на лице. Вальдер покачал головой. Слишком много чувств. Даже ему не вынести.
Айдан подалась к нему, коснулась обеими ладонями его лица и прижалась к губам, сладко и нежно, терзая своими эмоциями, выдыхая сожаление о непрожитом, всю свою тягу, скрутившую их обоих в ком, смявший всё, что было до их встречи.
— Я тоже… хочу родиться заново, Айдан, — прошептал как откровение.
Она отступила на шаг, едва сдерживая слёзы. Сколько же боли. Он чувствует её всю! И сердце рвётся на части. И хочется дышать глубже, но лёгкие скованы, точно его руки за спиной, а в груди так тесно, словно камни, что закрыли проход в пещере, завалили всю душу.
— Прощай, капитан.
Сука…
По её приказу в темницу из коридора вошли здоровые мужики, что были прежде переодеты в форму, и Вальдер закрыл глаза, чтобы не видеть, как удары дубин ломают ему рёбра и ноги.
Резкий вдох заставил выгнуться на пыльной земле. Боль в рёбрах тут же стала разрывающей, и Вальдер закашлялся кровью. Едва не захлебнулся, но повернулся на бок и почувствовал, как тёплая струйка стекает изо рта. Сознание от боли снова погасло.
Снова вспышка света перед глазами — и из спасительной тьмы без памяти и боли швырнуло в огонь. Тело свело предсмертной судорогой. Сломанные кости отозвались такой болью, огонь сжигал изнутри. Что за сила не дает ему сдохнуть⁈ Проклятье.
Что за упрямство… Закрыть веки. Провалиться во мрак. Где-то там глухо стучит сердце всего мира. Его ждут Четверо богов — чтобы проводить к Духу или снова вернуть на землю, если он не смог пройти сквозь врата вечности на этот раз.
Глаза оставались открытыми, и Вальдер видел сухую землю. Песок тихо шелестел на ветру, который снова стал сильным и бил песчинками в лицо. Пальцы скрючились в попытке зацепить эту землю, но мышцы только слабо дёрнулись. Не дышать было хорошо… Но тело потребовало сделать новый вдох — и Вальдер снова потерял сознание от боли.
День. Два. Сколько он не дышит? Казалось, не раз и не два вставало и заходило солнце, иссушая тело и душу. Казалось, прошли недели.
Стать частью Вечности… от одной мысли пронзал всё его существо дикий, первобытный страх — с момента, как он получил свободу воли и отделился от Истока. Надо оставить себя здесь. Всё, что знал, всё, чему научился. Отпустить, чтобы уйти. Но если отпустить, а там, кроме этого — ничего и извечная пустота⁈
Пустота и холод. Равнодушие. Смерть. Равнодушие — оно хуже смерти.
Как быть призраком — без души, сердца, эмоций.
Ты исчезаешь, капитан.
Вальдер смотрел невидящими глазами на мелкий песок, что засыпал руки и летел в лицо. Худшая из казней — видеть, как ты исчезаешь, превращаясь в ничто. Даже боль — спасительная боль — где же она⁈
Снова попытка шевельнуться и снова пронзающие тело тысячи кинжалов. Вальдер рухнул обратно на спину, не пытаясь подняться. Он даже не мог ползти со сломанными ногами. Застывший взгляд устремился в небо, пока терзающие мучительные страдания проходили сквозь каждую частицу его тела, но были не настолько сильны, чтобы снова вырубить топором сознание.
Балансируя на грани безумия, он сделал ещё один вдох, который так требовало тело. Чтобы жить, надо было дышать.
Но дышать можно было только захлебываясь собственной кровью, и воздух проходил в лёгкие кровавый и мучительный, и все части тела ещё больше пронизывались этой мучительной пыткой, возвращая ему сторицей всё, что он когда-либо испытывал и всё, что когда-либо испытывали из-за него.
Небо нависало над ним как угроза. Низкое, ниже, чем когда-либо было в его проклятой жизни. Если бы он мог протянуть руку — он бы уже утонул и захлебнулся в грязно-сером небосклоне, по которому невесомо и мучительно медленно двигались облака.
Хотелось орать в проклятое застывшее небо, которое так давно грозит погрести его, но… движется так медленно. Голоса не было. Из горла летел только слабый хрип.
Проклятая Айдан снова не дала ему умереть.
Но вместо лица дарханки, ставшей демоном мести и его личным палачом, из синевы неба на него смотрели холодные глаза давно покойной матери.