Он сдыхал тогда трижды: каждый раз казалось, что сделал последний вздох. Но какое-то упрямство не давало сомкнуть глаза, хоть и голову было не поднять. Когда рядом показались знакомые чёрные сапоги, переступающие через полыхающие остатки лагеря и убитых, Гаррет из последних сил прохрипел.
Тут же просвистела новая горящая стрела.
— Жив⁈ — резко окрикнули сверху, и Гаррет отозвался, чтобы тут же чьи-то руки потащили из этой полыхающей бездны.
Пока сознание уплывало, он слышал новые выстрелы, резкий выдох-стон своего спасителя, а потом наступила глухая тишина.
Утром он узнал, что Вальдер вытащил его из охваченного огнём лагеря тогда, когда все уже отступили и посчитали спасение раненых безнадежным. Командир, в ту пору лишь лейтенант, нарушил приказ начальства и вернулся за ним — хоть рисковал попасть под обстрел и сам едва не подох. Если бы не его магический дар, их не было бы обоих на этом свете…
Не выдержав духоты, Гаррет проснулся посреди ночи и сел, даже Бруно разбудил — тот вяло заворочился, поджав хвост, проскулил и затих. Воспоминания снова подёрнулись дымкой. Давно это было, когда они еще совсем зелёные сражались в первых боях бок о бок. А теперь что? Опять в бой — только уже за другого правителя, за самого Императора — повелителя половины мира отныне.
Он спустил ноги на землю и некоторое время сидел на наспех сколоченной койке, с наслаждением чувствуя прохладу остывшей за ночь земли. Будь у них побольше времени и задача поважней — застелили бы тут все коврами, обустроились. Но Вальдер говорит, что дело за малым: найти этих беглых мятежников да не дать им устроить в государстве новую резню. Хватило уже того, что произошло после прихода к власти этого Сиркха.
В момент, когда это произошло, они с Вальдером и всем взводом были в столице. Слухи про короля и недовольство им со стороны могущественных дарханов из их Ордена ходили уж не первый месяц, но последней каплей стала казнь одного из учеников Сиркха, которую король решил устроить прилюдно — обвинив дархана едва ли не в покушении на корону.
Гаррет хлебнул воды из кружки, походил, отдышавшись и успокоив нехорошее предчувствие, снова вернулся в койку. Тянуло давно поджившие раны — на спине, на боку. Противно заныло колено. Наконец заняв удобную позу, Гаррет выпихнул из головы мысли про Элизу, чьи нежные руки наверняка успокоили бы боль.
Но сон не шёл, и вместо успокоения из одного воспоминания его кинуло в другое, всего несколько месяцев назад. В тот кровавый — или благословенный, кому как! — день, когда Сиркх заявил о том, что с ним говорят боги. И говорят-то, дескать, они чётко: власть должна перейти одаренным. Ведь магия — это вам данное свыше, а посему король, убивающий магов, должен погибнуть сам. Об этом протрубили во всех храмах Четырёх богов Иввара: бешено колотили в гонги, поднимая на ноги всех преданных последователей.
Вальдер оказался в нужном месте в нужное время. Он вошёл в казармы, распахнув дверь — и вместе с ним в жаркое, пропитанное мужским потом и сталью помещение ворвался поток живительного ветерка.
Солдаты повскакивали с мест и вытянулись перед командиром, Гаррет выпрямился, перестав отчитывать новенького сержанта. Малец тут же заткнулся, встретившись взглядом с капитаном ди Арстоном.
— Чего там? — кивнул Гаррет, хмурясь.
Шум от столичной площади докатывался досюда волнами, но у королевского дворца всегда чего-то происходит: то одно, то другое. А после казни того дархана люди и вовсе с ума посходили: больно он был любим и почитаем прихожанами храма.
Вальдер тогда запёр за собой дверь и, встретившись взглядом сначала с Гарретом, а потом обведя остальных, весомо и ёмко обронил, усмехнувшись:
— Случилось. Переворот, господа.
Все, даже кто был занят своей формой или оружием, бросили дела и притихли. Гаррет почти на ощупь почувствовал напряжение, повисшее в казарме. Точно перед боем! Гляди-ка, а ведь слухи о том, что такое возможно, ходили последнее время. Уж на что Гаррет был далёк от дарханов и вообще одаренных магией, даже он слышал о мятежах среди этих особенных.
— Как?
— Не может быть…
— Командир, но кто же⁈ Неужто!
Вальдер скрестил руки на груди и остался стоять, широко расставив ноги, будто перекрывая собой проход — внушительный, уверенный, как демон. Ни грама страха или опаски, захватывающей людей в такие периоды.