— Айдан, — громко сказал он, идя следом и освещая стены факелом. — Это ты моя погибель, а не наоборот. Кажется, ты забыла свою роль. Разве я страшен, чтобы от меня бежать?
Она не отозвалась, только слышались её вздохи и легкие, почти бесшумные шаги по сырой холодной земли — как же неудобно убегать босиком. Мелькнул впереди её силуэт. Айдан обернулась, но ничего не сказала и продолжала уходить, не срываясь на бег — в темноте немудрено сломать себе ноги или рухнуть в какую-нибудь яму.
— Ты хотел путь — я покажу тебе, — наконец глухо отозвалась она, продолжая идти впереди и не останавливаясь.
— Остановись!
— Обратного пути нет… капитан, — прошелестел её голос.
Проклятье. Кажется, он поторопился предоставить ей свободу. Похоже, эта упрямица может говорить только под пытками, только если приковать к этой скале и не выпускать ни на миг. Чего стоило ждать от той, кто провёл столько времени с императором-отшельником, с магом, чья сила словно сводит с ума её обладателя?
И быть может, сейчас Вальдер сам сходит с ума, преследуя тени своего личного кошмара и пытаясь поговорить с призраком своей самой темной стороны. Той, которая столь же близка к потере себя.
В темноте и мраке он теперь слышал только своё дыхание.
— Айдан, — выдохнул он, обводя факелом стены пещеры. — Я не ищу обратный путь. Я готов… узнать больше, слышишь?..
Он шёл неотступно на звук её шагов и её дыхания, и Айдан, словно истинная проводница смерти, незримо вела за собой. Однако и в ней полыхало пламя, хоть она не желала отвечать.
— Знаешь, — начал он задумчиво, вдыхая запах дыма от факела и влажный прохладный воздух пещеры, и осторожно переступая через большой камень. — Меня звали чудовищем, потому что могу пробудить самое тёмное в душе. Так уж получилось, это не со зла. Просто вижу, когда у человека такая боль, словно ком мрака в душе.
Айдан остановилась, шумно дыша неподалеку. Вальдер приподнял факел и высветил во мраке её мерцающие, точно у дикой кошки, глаза. В них по-прежнему стояли слёзы, такое не сыграешь мгновенно.
— Какое тебе дело до чужой души? — заговорила она наконец, кутаясь в свою порванную рубаху и поднимая к нему голову.
Вальдер, опустив факел, приблизился к ней осторожно, словно опытный охотник, боясь спугнуть зверя, который может то ли сбежать снова, то ли наброситься в ответ.
— Скажем, я ищу в них свои ответы.
— И давно ты их ищешь? — вздернула она подбородок, недоверчиво следя за его приближением.
— Так настойчиво… нет, недавно, — задумчиво ответил Вальдер, осторожно протягивая к ней руку и проводя пальцами по чёткой линии подбородка и подрагивающей от напряжения шее. — Возможно, впервые.
Перед глазами снова вспыхнул пожар, что устроила Ясмин на Юге, сжигая себя и всё прежнее, оставляя лишь выжженное поле и свою свободу. В том пожаре сгорело что-то в его собственной душе.
И теперь Айдан — и её темная, мятущаяся часть — словно отражают тлеющие в сердце угли, тёмные, раскаленные, жгучие. Её боль, которую она сдерживала внутри, отражалась в глазах.
Айдан схватила его за руку, сжала со всей силы запястье, но не сорвала прочь и не ударила, просто стояла и смотрела, дрожа и позволяя боли затапливать всё её существо.
— Он должен был умереть, — проговорила она сдавленно, и прекрасные, такие огромные в этом мраке глаза снова наполнились слезами. — Я должна была это сделать…
Что-то надломилось в ней, и Айдан, потеряв всякий контроль, закрыла ладонями лицо и согнулась, опустившись на землю. Давно сдерживаемый плач превратился в судороги, она плакала будто беззвучно.
Вальдер отставил факел, прислонив к стене, и опустился с ней рядом на холодный песок, сев на колени. Дерзкая, желанная, такая колючая Айдан впервые проявила слабость, и он не удержался — привлёк её к себе, прижал голову и заставил сесть на бедра, удерживая и пережидая приступ слёз.
Он дал ей выплеснуть горе, будто осязая его чёрную беспросветную мглу. Айдан так долго держала её в себе, что та затопила целиком, опутала своей паутиной. Чужая боль тоже могла стать силой — сила эмоций превращалась в чистую магическую энергию. Ненависть, злость, ярость, любовь, страсть — всё, лишь бы не лёд мертвого равнодушия.
Вальдер вспомнил холодные глаза матери, которые обретали жизнь только тогда, когда он причинял ей боль. Она не замечала его в любой другой момент — и боль стала путем к особой силе и власти.
Будь Айдан и дальше равнодушной, какой пыталась казаться, он бы продолжал держать её в тисках боли, но теперь преграда была разрушена. Обратного пути не будет. Оковы ломались на глазах, давая глубже дышать.