И я ощущал чьё-то присутствие. Так ощущается долгий пристальный взгляд в спину, смутно, едва уловимо.
— Ха-ха-ха-ха! Ты насмешил меня, смертный! — пророкотал голос из тьмы.
Звучал он сразу со всех сторон. А может быть, прямо внутри моей головы.
— Надо же! Сколько я видел, как используют мои подвески, но никто ещё не додумался использовать её для самоубийства! — задыхаясь от смеха, продолжал голос. — А ведь кто-то ради этой подвески отдал свою жизнь!
— Жизнь? — не понял я.
— Конечно! Ведь если где-то прибыло, то где-то и убыло, верно? — сказал голос.
— Кто ты такой? — спросил я. — Где я?
— Я? Тот, кто наблюдает за своей маленькой песочницей и забавляется, глядя на маленьких смертных, копошащихся в ней, — сказал голос. — А ты… Ты пока лежишь с простреленной головой на дороге, пока Пётр Воронцов рвёт и мечет от злости. Это выглядит… Довольно смешно.
— Бог? — спросил я.
— Называй как хочешь. Мне плевать, что вы там себе придумываете обо мне. Хотя та штука… Эти… С дуршлагами на головах… Смешная придумка, мне понравилась, — сказал он.
— Тогда я буду называть тебя жадным ублюдком, — процедил я. — Знал бы ты, сколько ночей я провёл в мольбах… Просил, умолял… Хоть чуточку, хоть капельку дара…
Голос вновь расхохотался от всей души.
— Дерзишь… Мне это нравится. Даже сейчас дерзишь. Хотя я ведь могу и не воскрешать тебя, а запереть на тысячу лет в измерении вечных мучений. Хочешь? Например, тебя будет душить лоза, — предложил голос.
— И что же в этом смешного? — хмыкнул я.
— Ничего, пожалуй… — согласился голос. — Веселее будет, если вернуть тебя на землю. У тебя есть характер. Мне всегда нравилось за тобой наблюдать.
Немного неприятно было сознавать, что за каждым твоим действием всегда следит незримая сущность. Одно дело, когда тебе это говорят церковники и предлагают поверить на слово. И совсем другое, когда ты получаешь доказательства.
— Значит, возвращай меня, — потребовал я. — У меня остались кое-какие дела. Нужно вернуть должок кое-кому.
— Ха! И ты даже не спросишь, почему до сих пор не получил дара? — удивился голос.
— Можно подумать, это знание что-то изменит, — хмыкнул я.
— А вдруг? — пытливо спросил голос.
— И почему же? — спросил я.
— Да потому что ты всегда хладнокровен, как змея! — воскликнул голос. — Даже сейчас! Даже когда тебя Воронцов схватил! У тебя даже палец не дрогнул!
— И что? — спросил я.
— А то, что я не знаю, какой тебе дать! — рассмеялся голос.
В этом, пожалуй, имелась какая-то своя извращённая логика. Я не слишком-то хорошо знал тонкости управления даром и всё с этим связанное, отец не позволял мне заниматься теорией до того, как дар вообще появится, но по верхушкам тайком я всё же нахватался. Да и с одарёнными общался.
Спрашивать о том, как дар был получен, среди дворян было не принято, но большинство из них мрачнели и отказывались говорить, а те немногие, кто всё же приоткрывал завесу тайны, отделывались туманными формулировками. Достоверно я знал только историю брата. Коля подавился оливкой, едва не задохнулся и дар проявился. Дар к управлению воздухом. Можно предположить, что и у остальных аристократов истории из того же разряда. Крайне неприятное переживание, пошатнувшее психику. Смертельная опасность, для защиты от которой дар и проявлялся впервые.
И десятки моих учителей и тренеров изо всех сил каждый день пытались сделать то же самое и со мной. Никто не преуспел. Со всеми опасностями я справлялся своими силами.
— Если не знаешь, какой дать, давай тот, с которым будет веселее всего, — мрачно произнёс я.
— Да? — хмыкнул голос. — Пожалуй… Ха! Это будет и правда смешно…
Пробуждение вышло резким и болезненным. Я вздохнул полной грудью, выгибаясь дугой, словно от электрического разряда, закашлялся, царапая асфальт ногтями. Подвеска вернула меня к жизни, но раны не исцелила, и я из тёплого и комфортного иного измерения очутился в суровом реальном мире. Боль прокатилась по телу волной, но я усилием воли заставил себя подняться на ноги.
Медленно, скупыми точными движениями.
Можно было не торопиться. Воронцов исчез без следа, как и завал на дороге. Всё выглядело так, словно водитель «Чайки» не справился с управлением и вылетел на обочину, где и врезался в дерево.
А ещё я ощущал нечто очень странное. Словно бы у меня открылось какое-то шестое чувство, позволяющее мне видеть потоки энергии, из которых было соткано незримое полотно мироздания. Раньше такого не было. И я ни о чём подобном не слышал.
Горящий автомобиль теперь был не просто металлическим остовом, полыхающим в огне, он теперь был сгустком упорядоченной энергии, которую, рассеиваясь в воздух, пожирала энергия хаотичная. Лес вокруг казался живым существом, я ощущал присутствие каждой травинки, каждого паучка. Воздух теперь был для меня рассеянным зыбким маревом.