Джерин с трудом проглотил желеобразную кашу, пожевал уголок своего куска хлеба. Тяжело сглотнул, перевел дух, опять сглотнул и…
Внезапно начал задыхаться.
Он задыхался – дергался – бился в конвульсиях в цепях, так что кандалы раздирали его запястья и лодыжки. Рабы вокруг в панике отпрянули, насколько позволяли собственные оковы. Вдоль цепи раздались громкие крики:
– Что за…
– Смотрите, смотрите, у него при…
– Трясучка! Это трясучка!
– Уберите его нахрен от ме…
– Яд, яд!!!
– Не трогайте еду!
– Выплюнь, малый. Выплюнь сейчас же!
А потом раздался новый голос, полный ужаса:
– Одержимый, одержимый! Темный Двор им овладел. Хойран грядет! Не позволяйте ему прикасаться к себе, он порвет цепи, как…
– Хойран, Хойран! Покайтесь, это…
– Хойран явился!
– Назад, назад…
Прибыли погонщики. Джерин почти не осознавал их присутствия, его поле зрения превратилось в скопище пляшущих осколков, а шея спазматически дергалась туда-сюда, туда-сюда, туда-сюда… В горле собиралась слюна – он отчаянно кашлял и плевался, чувствуя, как она становится пеной на губах. Чей-то смутный силуэт склонился над ним, чей-то кулак ударил наугад и попал в висок. Спина Джерина выгнулась дугой, из горла вырвался глухой рев. Второй погонщик присоединился к первому.
– Да не так, мудила. Хватай его за…
– Ага, сам попробуй…
– Просто удерживай его на месте, мать твою!
Кто-то сел верхом на Джерина, попытался прижать его руки к земле. Кажется, этого погонщика он уже видел – в вязаной шерстяной шапке, седой и лысоватый, с морщинистым лбом и встревоженным взглядом. Сбоку маячило другое лицо, более молодое и сердитое. Охваченный припадком, с пеной у рта, Джерин заметил, как второй погонщик поднял кулак, на котором блеснул металлический кастет. На этот раз он целился аккуратно, выбирая угол удара, который точно должен разбить юноше лицо.
В ночном воздухе взметнулось что-то тонкое и блестящее, упало на голову молодому погонщику – Джерин знал, это цепь. Он сбросил личину припадочного, как потрепанный плащ – сколько было таких представлений на рынке Стров, – резко сел и ткнулся носом в шею пожилого погонщика, словно любовник.
И впился в нее зубами.
Погонщик завопил и попытался его сбросить. Юноша с кастетом ударил мимо цели и попал напарнику в плечо. Потом цепь натянулась, и его повлекло назад. Джерин, продолжая кусать второго погонщика за шею, вцепился в него еще и руками. Другие рабы, прикованные к цепи, столпились рядом, чтобы предотвратить отступление. Погонщик теперь мычал и шатался, пытаясь их распихать. Он никак не мог скинуть Джерина с себя. В суматохе шапка сползла с его лысеющей головы, потом упала и затерялась. Джерин держался, хоть от случайного удара у него из носа текла кровь. Он продолжал грызть, дергать и работать челюстями, а на шее старика росла рваная рана. Кожа, сухожилия, клочки разодранной плоти – наконец показалась тоненькая и влажно-пульсирующая трубочка артерии. Юноша сплюнул и разжал зубы. Погонщик отпрянул на подгибающихся ногах, уставившись на Джерина широко распахнутыми глазами и разинув рот, словно в мольбе. Он прижал руку к ране на шее, ощутил, насколько она велика, почувствовал, как жизнь, быстро пульсируя, утекает сквозь пальцы. Застонал и рухнул, издав невнятные звуки.
– Хватайте его долбаный болторез! Сейчас же!
Это был ветеран Раджала, который, стиснув зубы, пытался перепилить горло молодого погонщика цепью. Он намотал ее на кулаки, чтобы хоть немного уменьшить давление на кандалы, но Джерин все равно увидел, что ветеран разодрал себе запястья от усилий. Погонщик дергался и дрыгал ногами в поисках опоры. Однако тусклые звенья цепи уже впились в его горло, и глаза вылезли из орбит, когда он начал задыхаться, с ужасом осознавая, что умирает. Джерин метнулся к нему и схватил висящий на поясе болторез. С непривычки инструмент поддавался с трудом, но юноша попробовал перекусить собственные кандалы на лодыжках.