- Это в тебе говорит зависть.
- Зависть? - подскочил Бодрин. - И ты полагаешь, ему можно завидовать? Если девушка от меня уходит к другому - я испытываю, по-твоему, зависть к этому другому?
- Ну, ревность, - поправился Ойнал.
- Нет, извини. Ревновать я могу ее; а вот к нему - особенно когда я знаю, что он за человек - я могу испытывать только ненависть. Что взять с нее, прельстившейся золотым блеском? А вот он... - Бодрин мучительно пропустил слово, которым хотел назвать его, - и он еще берется учить меня, как надо жить! Ты полагаешь, богатству нельзя не завидовать? Да пусть он хоть трижды богат, но при этом - гнусный человек; мне бы и дела до него не было. Но когда он приходит и говорит: "Вот, таким должен быть настоящий человек", и то же самое повторяют за ним мои близкие - что я должен испытывать, если я знаю, что это не так? Да неужели счастье жизни - в богатстве, или в том, чтобы на тебя - и вместо тебя - работали сотни других людей?
- Но она ушла к нему. Ушла потому, что не хочет всю жизнь драить грязную посуду, штопать рваные штаны и пасти коз.
- И, значит, кто-то должен делать это вместо нее?
- А ты требуешь от нее безоглядной любви к ближним своим? - усмехнулся Ойнал. - Чтобы она отказалась от своего счастья, потому что не может всех сделать счастливыми?
Я подошел к Бодрину, взял его за плечо.
- Не знаю, будет ли она счастлива, но ты сейчас явно несчастлив. Я тоже всегда полагал счастьем не то, чем ты владеешь, а то, что ты можешь. А потому живи и постарайся быть счастливым, что бы вокруг ни говорили.
- Да, в конце концов, быть может, она позавидует тебе, - произнес Ойнал.
Бодрин слез со ступенек лестницы, где сидел до сих пор, и направился к двери.
- Я буду достаточно счастлив, если поставлю этого татага на место.
- Нельзя же следовать советам так буквально! - произнес Воплотивший. - Ты уже столько времени наблюдаешь за жизнью простых людей, что без твоей помощи великие мира отчаялись найти спасение!
- Понятия великого и малого существует только у нас в голове и в людских предрассудках, - возразил Сохранивший. - Кто именно тебя интересует? Оттар с Кано Вером успешно бьют друг друга: один - на юге, второй - на севере. Вогуром дан Хартаг отправлен Кано Вером - по просьбе самого Вогурома - на границы с Бросс Клаганом; не вполне понимаю этот маневр, но, видимо, угроза от Бросс Клагана представляется ему большей, чем от Камангара. Единственный, кого мне искренне жаль, но кого я не могу отговаривать от его безумной затеи - это юный наследник Йострема. Увидев, что Бросс Клаган практически без оружия поработил его страну, он вознамерился отомстить и, покинув Южные острова, которые он приводил под власть Йострема последние два года, направляется к землям Бросс Клагана, надеясь разрушить основу жизни этой страны: торговые пути.
- Почему ты считаешь его затею безнадежной? - спросил Оспоривший.
- Силы слишком неравны. А из-за его действия Йострем может лишиться и остатков своей самостоятельности.
- Кто бы мог подумать, что еще несколько лет назад Бросс Клаган был слабой торговой республикой, зажатой меж сильными кровожадными соседями! - воскликнул Оспоривший.
Воплотивший повернулся к нему.
- По-моему, Бросс Клаган никогда не был слабым. И когда он не мог решить дело силой, решал хитростью. Или ты полагаешь, что война между Кано Вером и Йостремом началась без его влияния?
- Тебе про то лучше знать, - поспешно произнес Оспоривший.
Дом Банна Вихора светился праздничными огнями, льющимися из открытых окон. Не только в доме, но и во дворе, и на плоской крыше накрыты были столы, и десятки приглашенных - из татагов Бросс Клагана и виднейших людей Йострема, - собирались вокруг них. Я пришел вместе со всеми плясунами - и опаски ради, и в надежде лицом к лицу встретиться с Орбагом; не уверен, что Вихор сильно желал меня видеть, но отказать магу он вряд ли бы рискнул. Бодрин не пришел.
Нас встретили сами хозяева дома.
- Проходите, - радостно приветствовала нас Влада. - Скоро начнутся танцы.
- Не раньше, чем все гости утомятся сидеть за столом, - поправил ее Вихор. - Так что пока присаживайтесь, вам накрыт отдельный стол.
Видимо, Банн не рискнул сажать нас вместе с именитыми гостями.
Стол был накрыт так, как я не видел ни в доме Веронда, ни во дворце Оттара. Дары всех земель и морей собраны были на нем, и нелегко было догадаться, какое растение, рбыа или животное послужило основой того или иного блюда. Девушки занялись угадыванием составов блюд, а я наблюдал за гостями.
- Итак, - громко говорил Данвиль, глава города, сидевший на почетном месте рядом с женихом, - я пью за союз меж нашими державами, упроченный теперь добровольным союзом этих молодых людей, наших хозяев.
Я отметил про себя странный двойной смысл слова "хозяева", прозвучавший в речи Данвиля. Не только хозяевами дома были татаги - они становились и хозяевами города. И этот союз мог быть далеко не столь желаем прочими жителями, как думалось это их главе.
Наконец, объявили танцы. Полилась музыка - порою плавная, порою будоражащая, - и танцоры, все время следившие за столом, чтобы черезчур не наесться, побежали на освобожденное для них место в центре зала. По замыслу хозяев, они должны были расшевелить гостей, дабы те без стеснения присоединились к танцующим; однако очень скоро все, осознав, что им не равняться с танцорами, предпочли смотреть со стороны.
А посмотреть стоило. Разбившись на пары, танцоры то вихрем кружились по залу, то почти на одном месте начинали выделывать совершенно немыслимые колена; парни подхватывали девушек, поднимая на руках - и снова кружились с ними; и, наконец, Влада не выдержала, потащила мужа в круг танцующих.