Это война. Когда возьмешь «Калашников», то первой жертвой этого «Калашникова» будешь ты сам. Ты уже не сможешь остаться нормальным. Надо быть искренним и смотреть правде в глаза: не может быть нормальным человек после этого. Я видел войну, исповедовал людей, которые защищали свой народ! Помните «Три разговора» Соловьева? Читайте их, это лучшее из того, что он написал. Много у него дурачества: «Римская империя и папа», «Вселенская Церковь» и так далее. Но «Три разговора» — лучшее. Почитайте.
Господин Толстой говорил: не противься злу. Он это из-за суеты говорил. Но я не буду здесь теорию излагать. Никому нельзя дать рецепт, вроде того, какой вам выпишет доктор. Но я скажу другую вещь. И этим, в Женеве, говорил. Они спрашивают: «Как это ты говоришь, что сербский народ Божий?» — «Ну да, Божий народ». — «А войну ведет!» А Израиль что сделал? Был Божий народ и воевал. Мой народ Божий.
Да, он грешный, но Бог не имеет другого народа на этой территории, кроме того, который я имею, и это Божий народ. Бог в мир и пришел именно такой народ спасать. Вы знаете, какое лицемерие у этого Фишера из Швейцарии[15]. Они прислали помощь из Швейцарии, 2000 маленьких пакетиков, и следили, кому я буду их раздавать. Я давал всем, и мусульманам, и хорватам, но там их было немного, они ушли!
Как же можно не бороться против зла? Другое дело, что нельзя злом отвечать на зло. Но не бороться против зла — не по-христиански, не по-человечески, я это утверждаю. Вы можете этого не принимать, но я так думаю.
Вот у Соловьева в «Трех разговорах». Офицер побил башибузуков, которые сожгли армянскую деревню. Он говорит: «Я первую ночь уснул со спокойной совестью». Скажем, насилуют девочку, а отец видит это. Если он убьет, я не буду его судить. Пусть Бог судит. Он будет судить.
Патриарх наш Павел говорил, что есть и праведная война. Архангел Михаил поднял войну против дьявола и выбросил его с неба, и хотел и дальше гнать, но Бог сказал ему: «Подожди». Знаете, как было трудно остановиться Архангелу Михаилу. Вот мы говорим, что святые Борис и Глеб были чудом мученичества и терпения. Но не все были, как Борис и Глеб.
Во время войны я не искал смерти, но и не бегал от нее. Кто-то в Белграде сказал, что никто из нас, священников, не был убит. Неправда! Были убиты, и двое — действительно мученически[16].
В общем, не надо поддаваться поспешным оценкам. Сербов ругали, а что сейчас сделали с сербами? Кто может сказать тому или иному народу: «Не защищай себя»? Мы все против войны, но какой войны? Я не защищаю войну, но нельзя ставить вопрос так: не противиться злу. Тогда идите к Толстому. По-человечески я не принимаю Толстого. Если, скажем, в один автобус войдут двое и начнут всех бить, я что, буду говорить: «Дорогие, не противьтесь»? Я бы сразу сказал: «Возьмите и свяжите их!» Я бы так сказал даже как епископ. Почему один должен терроризировать 30 или 50 человек?
— Каково Ваше отношение к коптскому богослову Шенуде?
— Он монофизит. Он написал книгу, в которой ясно сказано, что у Христа одна природа. Ее печатали на греческом языке. Я не согласен с теми, кто называет их дохалкидонитами. Они монофизиты. Без Шенуды они ничего не делают. На всех этих собраниях посылают факс Шенуде, чтобы он одобрил. Он их мозг.
Кстати, Ларше очень хорошо об этом написал. Я перевел на сербский. На ста страницах Ларше дал хороший, серьезный анализ насчет диалога с ними.
В общем, мы не можем соединяться с ними, пока они не принимают Халкидонский Собор. Без этого никакого соединения не будет — будет ложь.
— Владыка, у нас в Церкви происходят нестроения из-за того, что в некоторых странах называется социальными номерами, а у нас индивидуальными номерами налогоплательщика и тому подобным. Мы знаем, что в Греции были подобные проблемы.
— Я разговаривал с греческими специалистами. Никаких тайн в этих номерах нет, и никакого демонизма. Так можно дойти до того что нужно выбросить всю технику, выбросить компьютеры, выбросить все остальное. В Греции вопрос был связан с тем, чтобы в паспортах и карточках была вписана принадлежность к Православию как религии. В Греции Церковь подняла вопрос, чтобы в паспортах писали «православный». Церковь три миллиона подписей собрала, чтобы добиться записи в паспортах о православном вероисповедании, а государство это игнорировало. А ведь это половина населения, имеющего право голоса! Там есть люди, которым заплатили со стороны, чтобы показать, что греки неправославные. Эта история еще не закончилась. Личные номера — это совсем другое.
Мы должны защищать подлинную свободу человека, и внутреннюю, и внешнюю. И конечно, должна быть гарантированность личной жизни человека. Нельзя все выносить на площадь, нельзя вторгаться в семейную жизнь, как делала ЧК, да, наверное, и в Америке делает ЦРУ, вмешиваются в частную жизнь людей. Это подобно тому, как если бы мы, христиане, открывали грехи один другого и выносили их на всеобщее обозрение. В Европе есть такая тенденция, и вообще в ветхом человеке есть. Необходимо, чтобы Церковь, насколько возможно, с этим боролась.
Думаю, что если реально смотреть на вещи, то вряд ли Церковь может избежать обязательных правил и норм всеобщей регистрации. Это не наше дело. В Греции были такие, их там немного, зилоты, которые стали говорить, что вот это номер антихриста, 666, и это будет каждому вклеено, и будет печать антихриста на нас. Но я считаю, что все это чепуха. Разве так поверхностно будет нас обольщать дьявол через компьютер, через нумерацию? Это слишком примитивно. Но мы можем потерять больше — потерять чувство, он глубже может воздействовать. Вот, скажем, одобряют все, что делает с бен Ладеном Буш, и Буш нас ведет к этому поверхностному противостоянию: или с Америкой, или с бен Ладеном. А я ни с бен Ладеном, ни с Америкой! Оставьте меня, мне не до вас и не до бен Ладена! Скажут: «Ах, вы за терроризм?» Я не за терроризм. Разве в Афганистане одни террористы сейчас? Сколько людей страдает и гибнет от самых ужасных американских бомб! Это страдает бедный народ. В Ираке страдает народ, но американцам никакого дела нет до иракского народа.
Надо быть осторожным, надо быть бережливым, но надо и открыто смотреть на жизнь, надо относиться ко всему реалистично. Если завтра меня начнут контролировать, не смогу поехать, например, в Швецию или какую-нибудь другую страну, ну, ничего. Они могут ввести международную полицейскую систему, через Шенгенское соглашение могут контролировать въезд и выезд, могут сказать, что, например, русский патриарх опасен, и запретить ему передвижение.
Есть склонность многих людей в Православии к тому, чтобы легко сделать раскол. Но тогда утратится дух соборности, и Дух Святой не будет снисходить на разделение. Он раздается всем, но нельзя разделить Святой Дух, и нельзя его приватизировать. Это делали монтанисты, это делали катары, это делали староверы — Аввакум и другие. Есть зилоты на Афоне. Они написали на монастыре: «Православие или смерть!» Черный такой флаг и — «Православие или смерть!» Зачем это? И привезли даже бензин: если бы захотели силой их выгнать, то они бы сожгли монастырь. Это изуверство, это не вера. Но таких мало, и это не характерно для Афона. Есть много настоящих отцов на Афоне, есть люди подлинной духовной жизни.
Нельзя так жизнь упростить, чтобы все было без проблем и без соблазнов. Без проблем и соблазнов не будет, так Спаситель сказал, и в истории так. Но не надо бояться соблазнов, и «горе тому человеку, через которого соблазн приходит» (Мф. 18, 7), или тому, кто поддерживает соблазны, развивает их, так что ответственность всегда за это существует. И не надо навязывать свою меру, себя как меру, как канон.
Я помню, мне рассказывали, как старушки в Петербурге ругали митрополита Никодима (Ротова). И ничего, Никодим был таким, каким был. Он не мера для Церкви, как сейчас не мера я или еще кто-ни-будь. Христос — мера Церкви. Не надо беспокоиться, но надо стараться, чтобы не соблазняли души, вот в чем проблема! Я не против зилотов, Бог свидетель. И те дипломаты, которые занимаются церковной политикой или мировой и вообще такими большими масштабами, забывают, что ревность их как христиан тоже нужна. Тело Церкви защищается всеми верными, но верные возглавлялись всегда своими пастырями, своими священниками, своими владыками, своей церковной организацией. Канон Церкви — святыня. И если, бывает, по икономии, по нужде преступают канон, то только ради спасения людей, а не для того, чтобы попирались каноны…. Но не надо держаться за них, как буквоеды. Каждый канон — как будто бы догмат. Это как старостильники-греки. Бедные, они хотели сохранить старый стиль, но потом последовало большее зло: разделились теперь уже на пять частей. Плохо, что переменили стиль, но не в календаре догма. Иерусалимская Патриархия, Русская Патриархия, Сербская, Синайская, Афон, другие сохраняют календарь, и ничего. Отец Иустин, мой духовный отец, был такой человек, что за каждое слово канона готов был умереть, но и в то же время пожертвовать любым каноном, чтобы спаслась хотя бы одна душа. Вот свобода отцов.