Занявшись по дороге многими совхозными делами, к комбайну Ордынцев приехал не скоро. Приехал успокоенный и в то же время внутренне ощетинившийся, все с тем же веселым вызовом в душе: «Кому я что должен?»
У комбайна его ждали. Все было готово. Саша стоял на мостике, картинно держась за ручку штурвала, тракторист Колька, издали заметив директорскую машину, уже крутил заводную ручку своего «натика». Любочка и другая, незнакомая Ордынцеву студентка выглядывали из соломокопнителя.
— Поехали! — весело крикнул Ордынцев и взлетел на мостик. Тронулся комбайн. И опять степь показалась Ордынцеву круглой. И опять он, родившийся и выросший в этой степи, стал присматриваться к ней по-новому, любоваться. Никогда не бывало с ним этого раньше — ни в школьные годы, когда брал его батька с собой на мостик, ни в самые близкие два года, когда стал он работать после академии директором вот здесь, в Буранихе.
Ордынцев не оглядывался, не смотрел назад, на соломокопнитель, он смотрел вперед, в степь, и готов был обнять всю эту большую, прекрасную степь и готов был один сжать весь хлеб до последнего колоска. Он все стискивал железные поручни и улыбался. Степь колыхалась перед глазами, и плыла куда-то, и все поворачивалась вокруг невидимой оси и все плыла, плыла.
Ордынцев вдруг почувствовал, что засыпает. Он совсем не спал две последние ночи и почти не спал два последние месяца. Он вскинул голову и понял, что комбайн тащится страшно медленно, что трактор идет на первой скорости. Подал сигнал трактористу, трактор стал, Колька Пивоваров вылез из кабины.
— Чего кота за хвост тянешь? — раскатисто закричал Ордынцев, приставив ладони рупором ко рту. — Хлеб-то сухой. Давай на третью скорость.
Колька подобрался под самый мостик, вытянул губы и вдруг почему-то вспомнил Мишку Жданова и заговорил о нем:
— Мишка-то... Жданов. Он насчет баб быстрый. А насчет пашенички не спешил... Мы с ним по четыре бункера раньше с загонки брали. А теперь в тайгу он подался, в зверосовхоз... Слыхали?
Ордынцев махнул рукой, сделал начальственное лицо: «Ладно! Давай!»
Колька бегом вскочил в кабину, рванул трактор. Вскинулась подхваченная размашистым мотовилом плотная, причудливо уложенная дождями на земле пшеница. Не было у Ордынцева того безошибочного комбайнерского чутья, которое одно могло бы по звуку определить, как работает машина, по шелесту зерна, идущего в бункер. Но он почувствовал, что в машине нарушен какой-то еще непонятный ему ритм, что механизмы загружаются неравномерно.
Ордынцев забыл о Любочке, стоявшей где-то совсем рядом. Теперь он не глядел в степь, постепенно гаснущую в преддверии вечера. Сонливость прошла. Он не спускал глаз с хедера и в то же время чутко прислушивался к комбайну. Он не мог понять, что же происходит в этой огромной машине.
Происходило что-то неладное. Казалось, комбайн захлебывается зерном, не может с ним сладить. Обошли два круга, прежде чем наполнился бункер. Ордынцев снова подал сигнал трактористу, велел перейти на первую скорость. И комбайн, как человек, дорвавшийся наконец до настоящей работы, взялся за нее в полную силу. Натужно загудели, задрожали, застрекотали механизмы, и все это однотонно, басовито, в лад. К концу первого круга бункер был полон.
Троекратный гудок разнесся над степью. Ордынцев, отдав штурвал Саше, соскочил с мостика, и через пять минут его линялый «газик» уже пылил по степной дороге.
В первую очередь директор решил побывать в дальнем третьем отделении. Здесь еще предстояло сжать почти две тысячи гектаров. Сюда он направил прибывших ночью кубанцев. Здесь где-то испытывал свое новое приспособление к комбайну Федя Усенко, советчик, друг.
Разыскав главного инженера, Ордынцев сказал ему строго и безапелляционно:
— Федор Анисимович, комбайны будем буксировать только на первой скорости. Я проверял — выигрыш в намолоте почти вдвое.
Главный инженер поглядел своими карими, подвижными глазами, пощурил их по привычке, поправил в кармане спецовки штангенциркуль.
— Хай буде по-вашему. Начальству видней, як оно по науке. — И побежали у инженера от глаз лучики-морщинки, потерялись где-то возле побелевших висков. — Тильки мы по-нашему, по-неученому всю дорогу так робим. Кто спешит, с тех смеются... В Георгиевском совхозе комбайнер за день двенадцать гектаров обскачет, а у нас Мишка Жданов — шесть. Так у него двадцать центнеров с гектара на круг выходит, а у соседей наших дай бог шестнадцать. А кто в передовых? Георгиевцы! А кто отстает? Бураниха. А кто кричал: «Давай, давай»? Дирехтор наш, товарищ Ордынцев. От яки дела, Петро. Нельзя по нынешнему урожаю скакать...