Юша несет Леньку, вспарывает пополам степь и блестит, как новенький, шустрый ножик. Ленькино сердце замирает от бесстрашия.
У задней греби стоит Санька Дунькин. Он отпустил гребь, присел на корточки, глядит на шибко бегущую воду. Ленька взял его с собой так просто, для развлечения, а теперь забыл о нем, взнуздав свою норовистую сплотку.
Сплотка круто нырнула влево за поворот. Рукоятка задней греби, закряхтев, пошла вправо и невзначай смахнула Саньку в воду. Санька заголосил истошно и сразу же отстал от сплотки.
Ленька Зырянов обернулся, увидал в воде Ежика, сдернул с себя ватник. Под ватником гимнастерочка в облипку — тоже брат дал. Побежал по зыбучим стволинам, вышибая из-под них хлюпкие брызги.
Крикнул:
— Дунькин, ты чо?
А Дунькин уже хлебнул воды, уже смолк. А в воде, в заберегах, белые, обгрызанные куски льда.
Ленька прыгнул в воду. Брошенную сплотку повело поперек реки, ткнуло носом в берег. Обегая ее, быстро и проникновенно зажурчала Юша. Она поволокла за собой Леньку, но он бил по воде ногами, буравил ее плечами и руками, и Санька сразу же оказался рядом. Ленька вытащил его на берег.
Отжались как могли.
— Хорошо, что я не утоп, — тихо сказал Санька. — Тетка Настя еще вчерашний год обещалась мне дядьки Петра штаны дать. Хорошие. С пуговицами.
— Дурак... Бежим... Сплотка где уж?
...Снова плыли по реке. Санька сжимал свое куриное тельце, чтоб оно не касалось мокрых, холодных тряпок. Его рот свело в оборочку. Выстукивая зубами, он выкрикивал одну за другой припевки:
Ленька грелся, работая гребью. Пора уже быть Бобровской переправе. Уже над степью ночь, и, не видимые днем, проступили по всему жнитву огненные палы. В них клубится неспокойная жизнь огней. Они сомкнутым строем наступают на тьму. Позади них опять тьма. Чем она гуще, тем ярче и живее огни. Ленька глядит на них, и Санька тоже глядит, и каждый видит свое и не может оторваться.
— Леньк, — зовет Санька, — гляди, как змеюки красные. Ползают...
— Да ну, прямо змеюки. Это конница в атаку пошла. Вон саблями машут.
Сплотка чиркнула боком по какому-то выступу, затрещали доски, Ленька схватился за рукоять, и cразу увидал, как высыпали на берег темные избушки. «Бобровка... Припаромок задели», — сообразил он и налег на рукоять плечами, грудью.
Зачалили сплотку и пошли в избу паромщика.
За столом в избе — знакомые чеканихинские мужики и посредине заместитель председателя колхоза Скрылев. Он уже неделя как приехал в Бобровку принимать лес. На нем черный начальнический френч; лицо сухое и значительное, бровастое. Только под глазами кожа чуть обмякла, порозовела. Глаза мокрые.
— Ну что, Дунькин, — сказал Скрылев, — какие вы ребята?
— Мы ребята ежики, — выкрикнул Санька. — У нас в кармане ножики. Сами ножики куем, а в солдаты, шиш, пойдем! — Зубы у него ляскнули. Тело передернулось под мокрым ватником. Он сел на пол возле порога. Все засмеялись.
— Ну ладно, — сказал Скрылев, — давайте-ка с прибытием... Чтоб завтра лучше трактор заводился. — Он достал из-под стола пол-литровку, налил сначала Леньке, потом трактористу, еще меньше двум колхозникам и совсем мало паромщику. Все выпили по очереди и закусили. На столе стояла одна кружка, лежала буханка пшеничного хлеба да шматок сала.
Себе Скрылев налил после всех. Ему досталось чуть поменьше полбутылки.
— Остатки сладки, — подмигнул он, и его мокрые глаза вдруг прояснились и сухое лицо стало добрым, улыбчивым.
Ленька сидел, не сняв фуражки, и чувствовал, как все холоднее становится ремешок фуражки, какой приятный этот холодок. Он смотрел, как Скрылев несет ко рту кружку, и глянцевый ремешочек все ощутимее холодил ему щеки.
— Стой! — крикнул Ленька. — Сам пьешь, а Саньке почему не налил? Думаешь, он дурак, да? А он, может, еще и тебя умней. Он в Юше искупался, весь мокрый сидит. Думаешь, ты начальник, так можешь все сам выпить? А здесь река, степь, — понял? Здесь все начальники.
Захмелел Ленька. Крошки во рту не было за весь день.
— Вот, — сказал он и обвел всех задичавшими глазами: с кем еще сцепиться?
— Ах так, — сказал Скрылев. — Ах так... Так, значит? Да я тебя... — И полез из-за стола, загодя приготовив кулаки.
...Невесть что еще могло произойти, но Санька вдруг запричитал с порога: