В силу этого чудовищного устройства общества сын рабочего не находит при своем вступлении в жизнь ни поля, которое он мог бы возделывать, ни машины, около которой он мог бы работать, иначе как под условием, что он будет уступать какому–нибудь хозяину большую часть того, что он наработает. Он должен продавать свою рабочую силу за скудное и неверное пропитание. Его отец и дед работали над осушением–этого поля, над постройкой этого завода, над усовершенствованием его машин; они рыли эту копь; они работали по мере своих сил, а кто может дать больше этого? Между тем сам он родился на свет беднее последнего дикаря. Если ему позволят заняться обработкой поля, то только под условием, чтобы он отдал четверть жатвы хозяину, а другую четверть правительству и всяким ненужным посредникам — торговцам, акционерам железных дорог и т. д. И эта подать, взимаемая с него государством, капиталистом, собственником земли и посредниками, будет все расти из года в год и только в редких случаях ему, пахарю, удастся сберечь хоть что–нибудь, чтобы улучшать свое хозяйство.
Если он займется промышленностью, ему позволят работать — и то, впрочем, не всегда, — но под условием, что он будет получать треть или четверть цены продукта, так как остальное должно достаться тому, кого закон признает собственником машины, завода, магазина и т. п.
Мы гремим против средневекового барона, который не позволял крестьянину обработывать землю иначе как под условием отдать ему четверть жатвы. Мы называем феодальную эпоху варварской, а между тем если внешние формы и изменились, то сами отношения остались те же. Рабочий по нужде соглашается на феодальные условия, которые мы нынче называем <свободным договором>, потому что жить ему нечем, а лучших условий он нигде не найдет. Все стало собственностью того или другого хозяина, и ему остается или принять такие условия, или умирать с голоду.
Но этого мало. Такое положение вещей приводит к тому, что все наше производство принимает ложное направление. Промышленное предприятие не заботится о потребностях общества: его единственная цель — увеличение барышей предпринимателя. Отсюда постоянные колебания в промышленности и хронические кризисы, из которых каждый выбрасывает на улицу сотни тысяч рабочих.
Так как рабочие не могут покупать на свою заработную плату тех богатств, которые они производят, то промышленность должна искать внешних рынков среди эксплоатирующих классов других народов.
Повсюду–на Востоке, в Африке, в Египте, в Тонкине, в Конго — европеец стремится ради этого увеличивать число своих рабов. Но повсюду он встречает конкурентов, так как все народы развиваются в том же направлении, и из–за права господствовать на рынках начинаются непрерывные войны. Войны за преобладание на Востоке, войны за господство на море, войны за возможность облагать ввозными пошлинами своих соседей и предписывать им какие угодно условия, войны против всех, кто протестует! Гром пушек не перестает раздаваться в Европе; целые поколения истребляются; европейские государства тратят на вооружения треть своих доходов, — а мы знаем, что такое налоги и чего они стоят бедному люду.
Образование становится привилегией ничтожного меньшинства. Можно ли, в самом деле, говорить об образовании для всех, если сын рабочего должен в тринадцать лет уже спускаться в рудники или помогать отцу в полевых работах! Можно ли говорить об учении рабочему, который возвращается домой вечером, разбитый целым днем каторжного, почти всегда отупляющего труда.
Общество делится, таким образом, на два враждебных лагеря, и свобода становится пустым звуком.
Радикал, который требует большего расширения политических вольностей, скоро замечает, что свободный дух ведет к пробуждению рабочих; и тогда он обращается вспять, бросает свои радикальные убеждения и заодно с <охранителями> требует исключительных кар против рабочих и — военной диктатуры.
Для поддержания существующих привилегий требуется, наконец, целый обширный состав судей, прокуроров, жандармов и тюремщиков, а все это становится в свою очередь источником целой системы доносов, обманов, подкупов и всевозможных подлостей.
Мало того: этот порядок вещей прямо–таки мешает развитию среди людей общественных чувств.
Каждый понимает, что без прямоты в отношениях, без самоуважения, без взаимного сочувствия и поддержки человеческий род должен исчезнуть, как исчезают те немногие животные виды, которые живут хищничеством и порабощением друг друга. А между тем жизнь толкает каждого в противоположную сторону.