Но без революции ничего этого не будет еще много лет спустя, потому что это совершенно невыгодно для тех, кто владеет землею и капиталом; крестьяне же, для которых это было бы действительно выгодно — если бы не вышеназванные три коршуна, — не обладают для этого ни необходимыми знаниями, ни деньгами, ни временем.
Современное общество еще не дошло до этого. Но пусть только парижане провозгласят у себя анархическую коммуну, — и они будут вынуждены силою обстоятельств дойти до этого, потому что не окажутся же они, в самом деле, настолько глупыми, чтобы продолжать выделывать всякие мелочи для украшения комнат (которые, между прочим, так же хорошо делают и в Вене, и в Варшаве, и в Берлине), а тем временем сидеть без хлеба.
Кроме того, земледельческий труд с помощью машин стал бы скоро самым привлекательным и самым веселым из всех видов труда.
<Довольно с нас ювелирной дряни, выделываемой в Париже, довольно костюмов для кукол! — скажут себе парижские рабочие. — Идем в поле — набираться там свежих сил, свежих впечатлений природы и той <радости жизни>, которую люди забыли в своих мрачных мастерских, в рабочих кварталах>.
В средние века альпийские пастбища лучше помогли швейцарцам избавиться от помещиков и королей, чем копья и пищали. Современное земледелие даст точно так же возможность восставшему городу отстоять свою свободу против буржуазии всех стран, которая несомненно ополчится против Коммунистической коммуны.
IIIМы увидели, каким образом три с половиной миллиона жителей двух департаментов (Сены и Сены с Уазой) могли бы доставить себе в изобилии необходимый хлеб, возделавши под хлеб всего треть своей земли. Перейдем теперь к скотоводству.
Англичане, которые вообще едят много мяса, потребляют в среднем немного меньше 200 фунтов мяса в год на каждого взрослого человека. Если считать, что все это — бычачье мясо, то выйдет немного менее трети быка. Таким образом, если взять одного быка в год на пятерых (считая в том числе детей), то получится уже предостаточная порция. На три с половиной миллиона жителей это составит ежегодное потребление около 700 000 голов скота.
При теперешней системе пастбищ для прокормления 700 000 голов скота требуется по крайней мере два миллиона десятин. Но даже при очень скромном орошении лугов водой из источников (какое практикуется с недавнего времени в широких размерах в юго–западной Франции) было бы достаточно уже 500 000 десятин, а при усиленном хозяйстве, при употреблении на корм свеклы, брюквы и т. п. и при травосеянии требуется не более четверти этого пространства, т. е. 125 000 десятин. Если же употреблять в дело кукурузу и практиковать <силосование> (свежесрезанный корм укладывается в особые ямы и прессуется), то весь необходимый корм можно получить с площади в 85 000 десятин.
В окрестностях Милана, где для орошения лугов пользуются сточными водами, на пространстве 8 100 орошаемых таким образом десятин получается с каждой десятины достаточно корма для 4–6 голов рогатого скота, а на некоторых особенно благоприятно поставленных лугах удавалось собирать до 49 тонн (около 3100 пудов) сухого сена с десятины, т. е. ежегодный корм для десяти дойных коров. Три десятины земли на каждую голову пасущегося рогатого скота, с одной стороны, а с другой стороны — десять быков или коров, кормящихся с десятины, — таковы крайние точки современного земледелия.
На острове Джерзее из 3600 десятин удобной и обрабатываемой земли около половины (1730 десятин) покрыты пашнями и огородами, и всего 1910 десятин остаются для лугов. Но на них кормится: 1480 лошадей, 7260 голов скота, 900 баранов и 4200 свиней, что составляет больше трех голов рогатого скота на десятину, не считая еще лошадей, баранов и свиней. Нечего и говорить о том, что плодородие этой почвы развивают искусственно, удобряя ее водорослями и особенно химическим удобрением.
Если мы теперь вернемся к нашим трем с половиною миллионам жителей Парижа с окрестностями, то мы увидим, что площадь, необходимая для выращивания скота, который им нужен для пищи, сводится с двух миллионов десятин на 80 000. Но не станем брать самой низкой цифры: возьмем цифру, которую дает обыкновенное хорошо веденное хозяйство, и прибавим даже больше, чем нужно, земли для мелкого скота. Положим, таким образом, на выращивание скота 160000, пожалуй, даже 180 000 десятин, из тех 400 000, которые остались у нас после того, как мы снабдили хлебом все население. Будем щедры и положим на обработку этого пространства пять миллионов рабочих дней.
Таким образом, употребив в течение года двадцать миллионов рабочих дней — из которых половина приходится на постоянные улучшения, — мы будем обеспечены хлебом и мясом, не включая сюда всей той добавочной мясной пищи, которую можно получить от птицы, откормленных свиней, кроликов и проч., и не принимая во внимание того, что население, имеющее в своем распоряжении прекрасные овощи и фрукты, будет потреблять гораздо меньше мяса, чем англичане, которые пополняют животной пищей недостаток растительной.
Двадцать миллионов дней по пяти часов в день, сколько же это составит на каждого жителя? В сущности, очень немного. Население в три с половиной миллиона должно заключать в себе по крайней мере 1 200 000 взрослых мужчин и столько же женщин, способных работать; следовательно, для доставления всем хлеба и мяса потребуется всего — считая одних только мужчин — 17 рабочих дней в год. Прибавим еще три миллиона дней для того, чтобы иметь молоко, затем накинем еще столько же на всякий случай, — и мы все–таки еще не получим даже 25–ти дней по пяти часов каждый, т. е. просто несколько дней в году, приятно проведенных в деревне, для получения трех главных продуктов: хлеба, мяса и молока. А между тем эти продукты, после квартиры, составляют главную и неустанную заботу девяти десятых человечества.
Повторяем, однако, еще раз — мы нигде еще не заходили в область фантазии; мы только рассказывали о том, что существует, что уже широко практикуется и подтверждено в крупных размерах опытом. Чтобы достигнуть только этого, земледелие можно было бы преобразовать хоть завтра, если бы только этому не мешали законы о собственности и общее невежество.
В тот день, однако, когда Париж поймет, что для всех обязательно знать, чем кормятся люди и как производятся нужные пищевые продукты, и когда парижане сообразят наконец, что вопрос о хлебе несравненно важнее всех возможных прений в парламенте или в муниципальном совете, — в тот день революция совершится. Париж возьмет тогда в свои руки земли обоих департаментов и начнет их обрабатывать. Парижанин, отдававший в продолжении всей своей жизни треть своего существования на то, чтобы заработать на что купить недостаточную по количеству и плохую по качеству пищу, будет теперь производить ее сам, под самыми стенами города, внутри черты своих фортов (если только они уже не будут срыты) и будет получать ее ценою всего нескольких дней здорового и привлекательного труда.
Перейдем теперь к фруктам и овощам. Выйдем из пределов Парижа и осмотрим одно из тех огороднических заведений, которые в нескольких верстах от разных академий проделывают чудеса, не известные ученым политико–экономам. Остановимся, например, у г. Понса, автора известного сочинения об огороднической культуре (culture maraichere), огородника, не скрывающего, сколько приносит ему земля и подробно рассказавшего про свое хозяйство и свои приходы и расходы. Нужно сказать, что г. Понс, а в особенности его рабочие, работают, как волы. Их восемь человек, и они обрабатывают немногим больше одного гектара — т. е. ровно десятину земли. Работают они по двенадцати и по пятнадцати часов в день, т. е. втрое больше, чем нужно; так что если бы их было двадцать четыре человека вместо восьми, то не было бы ни одного лишнего. Конечно, Понс, вероятно, скажет нам на это, что за свои 11 000 квадратных метров земли (десятину) он платит ежегодно, в виде аренды собственнику земли и налогов милому государству, чудовищную сумму в 2500 франков, т. е. тысячу рублей (вот они, коршуны, о которых говорилось выше); затем навоз, покупаемый им в казармах, обходится ему около 2500 франков, т. е. тоже около 1000 рублей. <Таким образом, — скажет он, — мне поневоле приходится быть эксплуататором; меня эксплуатируют и я эксплуатирую в свою очередь>. Обзаведение стоило ему тоже 30000 франков, из которых, несомненно, больше половины пошло разным тунеядствующим промышленным баронам и добрая доля спекуляторам на деньги. В общем, его обзаведение представляет, однако, наверно, не больше 3000 рабочих дней, а по всей вероятности, даже гораздо меньше.
Посмотрим же теперь на его урожай. Он получает в год 670 пудов моркови, 610 пудов лука, редиски и других мелких овощей, 6000 кочанов капусты, 3000 кочанов цветной капусты, 5000 корзин томат (помидоров), 5000 дюжин отборных фруктов, 154000 корней салата — одним словом, в общем 7625 пудов овощей и фруктов на пространстве почти одной десятины: 50 сажен в длину и 46 сажен в ширину. Это составляет больше 125 тонн с десятины!
Но человек не съедает больше 600 фунтов овощей и фруктов в год; а следовательно, каждая десятина такого огорода дает в изобилии все, что нужно по части фруктов и овощей для стола 380 взрослых людей в течение целого года. Таким образом, 24 человека, работая целый год над обработкой десятины земли, но посвящая на это всего по пяти часов в день, произвели бы количество овощей, достаточное для 380 взрослых людей, что соответствует по крайней мере 500 душам населения.