Куда, в самом деле, употребят свободное время те сотни тысяч рабочих, которые задыхаются теперь на фабриках или в мастерских? Неужели они и после революции будут продолжать сидеть взаперти?
Неужели они будут продолжать выделывать разные мелкие предметы роскоши на вывоз, даже когда они увидят, что хлеб на исходе, что мяса становится мало, что овощи исчезают и заменить всего этого нечем?
Конечно, нет! Они несомненно выйдут из города в поле; а там машины даже самым слабым из них дадут возможность принять участие в общем труде; они внесут таким образом в старое земледельческое хозяйство ту же революцию, которая уже будет совершена в учреждениях и идеях.
В одном месте сотни десятин покроются стеклянными кровлями, и как мужчины, так и женщины с нежными руками будут ухаживать там за молодыми растениями. В другом вспашут сотни десятин трактором[71], улучшат почву при помощи удобрения или размельченного графита и известняка. И под руками этой веселой толпы случайных хлебопашцев поля покроются богатыми жатвами; руководить работой будут, конечно, люди, знающие земледелие, главным же образом — великий практический ум народа, пробудившегося от долгого сна и идущего вперед по пути, освещенному ярким светом всеобщего счастья.
И вот уже через два–три месяца первая жатва удовлетворит насущным потребностям и обеспечит пищу народу; после стольких веков ожидания он сможет впервые наесться досыта.
В то же время народный гений — гений народа, восставшего и сознавшего свои потребности, — будет работать над введением новых приемов земледелия — приемов, которые мы предчувствуем уже и теперь, но которые еще требуют проверки на опыте. Тогда будут произведены опыты над влиянием света — этой неоцененной еще в земледелии силой, которая дает возможность ячменю созревать в 45 дней в якутском климате; сконцентрированный солнечный свет или искусственный свет будет соперничать с теплотой в деле ускорения роста молодых растений. Какой–нибудь будущий Муше изобретет машину, которая сможет направлять и заставлять работать солнечные лучи, вместо того чтобы добывать из недр земли солнечную теплоту, заложенную там в виде угля. Будут сделаны опыты над орошением земли культурами микроорганизмов — мысль вполне рациональная, но еще новая, осуществление которой даст, вероятно, возможность разводить в земле живые клеточки, необходимые растениям как для питания их корешков, так и для разложения составных частей почвы.
Испробуют… но нет, лучше не будем вдаваться в область фантазии. Останемся на почве установленных фактов. Уже те приемы земледелия, которые существуют теперь, которые прилагаются в крупных размерах и успешно выдерживают торговую конкуренцию, могут нам дать и довольство, и роскошь, требуя взамен лишь небольшое количество приятного труда. Недалекое будущее покажет нам, какие практические применения, которые мы отчасти угадываем и теперь, скрыты в недавних научных открытиях.
Пока мы ограничимся тем, что наметили новый путь — путь изучения потребностей и средств к их удовлетворению.
Единственное, чего может не хватить революции, это — смелого почина. Забитые с самой школы, рабы прошлого в зрелом возрасте и до самой смерти, мы почти не смеем думать. Когда появляется какая–нибудь новая идея, мы, прежде чем выработать себе собственное мнение о ней, справляемся с книгами, писанными сто лет тому назад, чтобы узнать, что думали об этом старые мудрецы.
Но если у революции хватит смелости мысли и смелости почина, то в жизненных припасах она нужды терпеть не будет.
Из всех великих дней Революции 1789–93 гг. самым прекрасным, самым великим днем, который навсегда запечатлелся в умах, был день, когда собравшиеся со всех сторон участники праздника Федерации работали, как землекопы на Марсовом поле, приготовляя его к празднеству. В этот день Франция действительно была единой: одухотворенная новыми веяниями, она как бы провидела будущность, открывавшуюся перед нею, в общем труде над обработкой земли. Этот же общий труд на земле объединит и возродившееся общество, изглаживая в нем все следы вражды и угнетения, разбивающих его теперь на части.
Новое общество поймет, что такое солидарность, этот великий двигатель, увеличивающий во сто раз энергию и творческую силу человека, и пойдет со всею энергией молодости на завоевание будущего.
Оно перестанет производить на неизвестных покупателей и обратится к потребностям и вкусам, существующим в его собственной среде; оно обеспечит всем своим членам и существование, и довольство, и то нравственное удовлетворение, которое дает свободно избранный и свободно выполняемый труд, и наслаждение жить, не мешая жить другим. Полные смелости, вдохновляемые чувством взаимности, люди все вместе двинутся вперед, на завоевание тех высоких наслаждений, которые дает научное знание и художественное творчество.
Обществу, проникнутому таким духом, нечего будет бояться ни внутренних раздоров, ни внешних врагов. Всем силам прошлого оно противопоставит свою привязанность к новому порядку вещей и смелую инициативу как каждой личности в отдельности, так и всех вместе, — Ту геркулесову силу, которую придаст ему пробуждение его гения.
И против этой непреодолимой силы никакие <соединенные короли> не смогут сделать ничего. Им останется только преклониться перед нею и впрячься, в свою очередь, в общую колесницу человечества, уносящую его к новым горизонтам, открытым социальною революцией.
Примечания.
ХЛЕБ И ВОЛЯ В основу книги положены статьи, написанные К. для газет <Le Révolté> и <La Révolte>. Впервые опубликована в 1892 г; на французском языке под названием <La Conquete du pain> (Завоевание Хлеба). На русском языке работа впервые выходит в 1902 г. (Лондон; СПб.). В 1919 г. в издательстве <Голос труда> выходит последнее прижизненное издание работы, осуществленное под редакцией самого К., с его новым предисловием и дополнением к тексту (Обл. — Пб.; М., 1920).
Примечания
1
Предисловие написано в июне 1919 г. в Дмитрове, куда семья Кропоткиных перебирается весной 1918 г. После возвращении в Россию К. не участвовал в активной политической деятельности.
Причины, заставившие его поступить таким образом, изложены в рукописи, названной С. Г. Кропоткиной <Ответ тем, кто спрашивал, почему П. А. Кропоткин не принимал участия в ходе русской революции> (ЦГАОР СССР. Ф. 1129. On. 3. Ед. хр. 292).
Вернувшись на родину после Февральской революции. К. быстро понял, что Россия не остановится на этом историческом рубеже. Опыт изучения истории подсказывал ему, что каждая <Велиикая революция> обладает собственной внутренней логикой развития. Накануне революции всегда <бывает минута, когда реформа еще возможна. Но если этой минутой не воспользоваться <…> - тогда начинается революция. И раз началась революция, т. е. не простой политический переворот, а нечто более глубокое, — революция неизбежно развивается до своих крайних последствии, то есть до той точки, которой она может достигнуть хотя бы на короткое время при данном состоянии умов, в данный исторический момент> (Великая Французская революция, с. 444). Октябрьский переворот и приход к власти большевиков были, по мнению К., закономерными ста днями развития революции. Он принял Октябрьскую революцию и до конца своих дней был убежден в ее исторической закономерности (см.: Лебедев Н. К. П. А. Кропоткин. Биографический очерк. М., 1925. С. 73–75; Бонч–Бруевич В. Д. Памяти П. А. Кропоткина // Воспоминания о В. И. Ленине. М., 1969. С. 441). Основную опасность в развитии событий 18–20–х годов К. видел в формирующейся в тени народного восстания новой пирамидальной системе централизованного государственного управления. В идеологии и политике большевиков ему импонировало то, что в отличие от традиционной социал–демократии ими ставилась задача скорейшего достижения коммунизма, основанного на всеобщем равенстве и коллективном труде. Б, Ф. Лебедев, зять К., вспоминал: <Я часто слышал от него фразу: — На каждом шагу чувствую свою родственную связь с большевиками> (РО ГБЛ. Ф. 410. Ед. хр. 59. К. 5. Л. 20). В то же время, будучи убежденным анархистом, К. негативно относился к идее создания государства диктатуры пролетариата и государственной собственности на средства производства.
Резкий протест вызвало у него и принятие, после убийства М. С. Урицкого и покушения на В. И. Ленина, в августе 1918 г., тактики <красного террора> (см.: ЦГАОР СССР. Ф. 1129. Oп, 2. Ед. хр. 105. Л. 16; Пирумова Н. М. Письма и встречи // Родина. 1989. № 1. С. 26–31).
(обратно)2
La conquista del pan. Barcelona, 1900.
(обратно)3
Работа французских синдикалистов Э. Пуже и Э. Пато <Как мы совершим революцию> была опубликована издательством <Голос труда> в 1920 г. с предисловием К. Она представляет собой классический вариант утопии, в которой рассказывается, как под воздействием социальной революции, совершившейся в 19.. году во Франции, общество начинает самоорганизовываться на синдикалистской основе. Профсоюзы, возникшие как средство борьбы с предпринимателями, постепенно преобразуются в производительнее корпорации, берущие под свой контроль все общественное производство и потребление, а на месте государства вырастают <коммуналистические>, <общинные> и <кооперативные> объединения, реализующие функцию удовлетворения всех социальных потребностей.
(обратно)