Определенно, герцог был умен. Посему я не стал строить из себя умника:
— Сложно, долго… — покачал я головой. — Но возможно! Нужно установить личность убийцы, проверить, с кем он встречался в последнюю неделю. Выйдем на посредника, а там — на заказчика. Вряд ли наниматель будет делать это лично… Но все-таки, имея терпение и деньги, всегда можно на него выйти. А уж там…
— Любопытно-любопытно, — уже в который раз повторился владетель. — А не подскажете, как наказывают нерадивого телохранителя, который не сумел спасти… э-э своего патрона?
— Откровенно говоря, не знаю, — честно ответил я. — Не хвастаюсь, ваша светлость, но мне эта участь будет вряд ли грозить. Чтобы добраться до той особы, которую охраняю я, нужно прежде всего убить меня…
— А ты — бессмертный?
— Ну, бессмертных людей не бывает. Просто кого-то убить сложно.
— Тебя, значит, убить сложно, — в который раз прошелся герцог по залу. — А что ты скажешь по поводу меня?
— Лично про вас сказать ничего не могу. Думаю, что вы владеете оружием так, как и положено дворянину. Но что касается охраны…
— И где же ты видишь охрану? — делано удивился герцог.
— За портьерой сидит арбалетчик, — стал я излагать. — Сидит хорошо, но, судя по звуку, пружина натянута слишком туго, даже (сделал я паузу) перетянута, поэтому арбалет может выстрелить произвольно. Могу еще сказать, что парень нервничает — чересчур громко дышит и сбивает прицел, а потому — за последние десять минут на линии прицела был не я, а вы…
Герцог испуганно обернулся в сторону стрелка. Тот, вероятней всего от неожиданности, нажал на спусковой крючок. К счастью, я успел слегка отодвинуть его светлость, а иначе остался бы без хозяина еще не приступив к работе.
— Да я… да я тебя, сукина сына… — закипел герцог, набросившись на несчастного арбалетчика, который, ползая на коленях, скулил и плакал, пытаясь объяснить, что все случилось само собой.
Когда его светлость отвесил недотепе последний пинок и немного успокоился, а избитый стрелок уполз, я продолжил:
— А лучник, что целится в меня через отверстие в балконе, слишком ярко вырядился — красный камзол на фоне серых балясин…
Герцог, встав рядом со мной, вскинул голову и выругался:
— Доннер веттер! И откуда же такие болваны взялись?!
— Не судите их строго, — заступился я за охранника. — Парням нужно немного опыта, вот и все.
— Опыта, опыта, — проворчал герцог. — Пока они опыта набираются…
— Если позволите, ваша светлость, я готов дать им пару занятий, и в следующий раз они…
— Следующего раза не будет, — перебил меня герцог. — Если уж совсем откровенно, то эти предосторожности были только ради встречи с тобой.
Теперь настал черед и моему изумлению:
— С чего это такая сомнительная честь?
— Прочти, — протянул мне Отто Уррийский грамоту, сработанную в типографии.
Насколько я знаю, печатают документы тогда, когда их требуется сделать быстро и в большом количестве: манифесты по случаю восхождения на престол или по случаю розыска государственного преступника. Писцы в этом случае не успевают.
В бумаге, вышедшей из королевской типографии, было обращение к соседям с требованием выдачи «злокозненных» сторонников узурпатора Карла Юхана. Числился там и некий наемник Юджин Артакс, «коварным образом втершийся в доверие» к бывшему королю, получивший высокие должности и награды…
— Как думаешь, часто наемники попадают туда, где перечислены только особы королевской крови да титулованная знать?
— Я лично попал впервые, — честно признался я. — Про остальных сказать не могу — не видел и не слышал…
— Вот и я не видел и не слышал, — усмехнулся герцог. — И что ты мне скажешь? Выдам я тебя или нет?
— Воля ваша, — поклонился я как можно ниже и пытаясь сделать вид, что стараюсь унять нервную дрожь… — Тут ведь либо выдадите, либо — не выдадите…
— Воля моя, это точно, — хохотнул довольный герцог. — Только выдавать тебя у меня нет ни малейшего резона. Общих границ у нас нет. Преступников уррийских, которых можно было бы на тебя выменять, в их тюрьмах тоже нет. Да и числишься ты в общем списке. Стало быть, попал в перечень случайно, из-за этого ордена. Покажи-ка его еще раз.
Его сиятельство внимательно оглядел орден, взвесил на вытянутой руке и хмыкнул:
— Фунта два… Такие ордена хорошо поверх кирасы надевать — болт арбалетный не пробьет. Или — на шею вешать, перед тем как топиться идти…
Возвращая мне «Башню и крест», герцог, как бы мимоходом, обронил:
— Покамест, — выделил он с сожалением, — я не могу учреждать ордена. Но есть и у меня оч-чень неплохая награда для верных людей. Смотри…
Подвернув рукав, Отто продемонстрировал браслет шириной в вершок… Глядя на золото и драгоценные камни, мне захотелось стать верным человеком герцога Отто Уррийского. А герцог меж тем еще и подлил масла в огонь:
— Если моя супруга, дражайшая герцогиня, подарит мне сына, то эта награда — твоя.
«Помогу! Без вопросов!» — чуть не ляпнул я, но сдержался…
Дав полюбоваться, Отто Уррийский опустил рукав и стал говорить о моих обязанностях…
Будучи дочерью двоюродного брата короля и супругой владетельного герцога Уррийского, Лилиана-Августа-Фредерика-Азалия (это ее сокращенное имя!) ненавидела светскую жизнь. Она никогда не показывалась на балах, если, разумеется, это не диктовалось государственной надобностью, терпеть не могла светские рауты и более всего ненавидела гостей, которых была вынуждена принимать едва ли не каждодневно. По слухам, великая герцогиня хранила верность своему супругу и не принимала дам, имеющих любовников…
Любимым занятием герцогини была охота. Мотаться по прибрежным камышам за диким кабаном, травить волков по свежему снегу, гоняться за лисицами ей было гораздо милей, нежели блистать в собственном ли или при каком прочем дворе. Любимыми ароматами герцогини были запах конского пота, свежего воздуха и звериной крови (подозреваю, что и навоза тоже…).
Лучшими друзьями герцогини числились егеря и доезжачие, а лучшим подарком она считала не драгоценности, а новое навершие для охотничьей рогатины или италийский арбалет с роговым прикладом и стальной пружиной. Изысканным нарядам, которые герцог покупал для любимой супруги, она предпочитала кожаные охотничьи камзолы и (о, ужас!) кожаные штаны, так несовместимые с достоинством великой герцогини.
Увы и ах, но герцог не мог запретить жене подобные вольности. В брачном контракте, подписанном при помолвке, когда принцессе было всего десять лет, а Отто уже перевалило за сорок, особой строкой было оговорено, что, «муж не будет чинить супруге препятствий при ее развлечениях». Кто же тогда мог предположить, что ставши из девочки женщиной, Лилиана-Августа (и так далее) увлечется охотой? Запретить — означало расторгнуть контракт и потерять надежду стать его высочеством. В то же время герцогиня никогда не уклонялась от собственных супружеских обязанностей, которые Отто мог совершать «не менее одного раза в неделю, но не более десяти раз в месяц».
Однако, хотя герцогиня не противилась супружеским обязанностям, но и забеременеть она не могла. Герцог считал, что виной всему — неумеренная любовь супруги к охоте, когда Лилиана-Августа-Фредерика-Азалия ни свет ни заря срывается с супружеского ложа и скачет в леса. Кроме того, Отто Уррийский опасался, что во время охоты с герцогиней может случиться какая-нибудь неприятность: встреча ли с кабаном на узкой тропе, волк, прорвавшийся через оцепление егерей… Ну да мало ли еще что…
К сожалению, государственные дела не позволяли владетелю Уррии выезжать на охоту так часто, как это делала его жена. Да герцог и не был поклонником охоты. Вот тогда он решил, что к супруге необходимо приставить человека, который будет на охоте заниматься лишь тем, что беречь великую герцогиню…
Когда герцог изложил свои соображения, я мысленно застонал. Видимо, взгляд у меня был не очень веселый, потому что Отто Уррийский спросил с беспокойством: