Я быстро прочел.
Сейчас трудно восстановить в памяти точный текст обращения, но смысл его помнится. Воины одного из отделений призывали товарищей отомстить за смерть и муки советских людей, за поруганные города и села, временно оказавшиеся под пятой оккупантов. Обращение было написано очень просто, но так, что брало за сердце.
— Молодцы! Это то, что надо! — сказал я политруку. — Это немедленно надо прочитать во всех ротах.
…Едва забрезжил рассвет, фашисты начали атаку. Без единого выстрела, без техники, они шли в полный рост, не ожидая встретить сопротивления.
Я был в пулеметном гнезде на правом фланге полка, Антонов — на левом. В какой-то момент мне показалось, что мы находимся не лицом к лицу с лютым врагом, а на необычном параде. Ни свиста пуль, ни разрывов снарядов.
И вот Первые ряды атакующих гитлеровцев вошли в воду. До них — считанные метры. Четко различаются даже лица вражеских солдат.
Красноармеец-пулеметчик поворачивает ко мне испуганное, бледное лицо.
— Они же рядом! — не слышу, а только улавливаю по движению его бескровных губ.
— Не стрелять! — приказал я как можно спокойнее. — Ждать команду.
Взметнулась вверх зеленая ракета и, очертив полукруг, упала в реку. И с этой секунды началось… Воздух содрогался от свиста пуль, разрывов снарядов…
Позже я пытался восстановить в памяти какие-нибудь особо запоминающиеся события этого дня и не мог. О чем бы ни думал, видел перед собой лицо пулеметчика. Таким, каким врезалось оно в мою память и перед боем, и в ходе его, и после боя. То совершенно белое, то разгоряченное, потное, потемневшее. И слова, сказанные им после того, как немцы отошли на прежние рубежи:
— Вот так и будем бить.
К вечеру стало ясно, что фашисты отказались от удара в лоб. Следовало ожидать их атак с флангов.
В сумерки мы с Антоновым вышли к Ловати. Несколько минут стояли молча, в оцепенении: река была завалена трупами гитлеровцев, вода будто стала коричнево-кровавой.
— Эти отвоевались, — тихо сказал командир полка. — За чем пришли, то и нашли… Ночью снова будем отходить. Это приказ.
Потом стало известно, что наши поредевшие подразделения уходят в Торжок и вливаются в запасной танковый полк, командиром которого был назначен Г. В. Антонов. Я отзывался в резерв политуправления фронта. Мы тепло простились с Георгием Васильевичем. Он крепко обнял меня, грустно улыбнулся:
— Что ж, Федор Семенович! Надеюсь, что мы еще встретимся…
Но мы больше не встречались. Получив назначение на должность комиссара 759-го мотострелкового полка 163-й моторизованной дивизии, я сразу же с головой ушел в работу, готовя себя и личный состав к новым боям. В это же время на должность комиссара этой дивизии был назначен бригадный комиссар Р. П. Бабийчук.
…163-я дивизия, переформированная в стрелковую, после трудного многокилометрового марша заняла рубеж в районе Старой Руссы. Наш полк получил задание без артиллерийской подготовки прорвать оборону противника, углубиться в его расположение, захватить деревню Крутики и открыть путь на Сухую Ветошь.
Началась усиленная подготовка.
Выбрав место поудобнее, откуда просматривалась местность на много километров вокруг, мы с командиром полка майором А. П. Тарасовым обсуждали план предстоящего боя. Глядя на Крутики, Тарасов сказал:
— Задача не из простых. Силы у немцев здесь сосредоточены немалые. А командование придает этому населенному пункту большое значение. В дивизию прибыл представитель штаба фронта. Интересуется подготовкой…
Тарасов не договорил. Он стал пристально всматриваться в даль, где на горизонте маячили фигуры трех всадников.
— Опять что-то задумали. Какой теперь номер выкинут? Смотрите, верховые направляются к нам!
И в этот момент раздалась пулеметная очередь: немцы явно пытались преградить огнем путь всадникам, отсечь их. Но те продолжали скакать. И когда, казалось, уже была преодолена зона ружейно-пулеметного огня, один из них упал с коня.
Неожиданных гостей встретили в передовых окопах. Когда мы подошли, их уже окружали бойцы.
— Какого черта вы там делали? — зло начал было Тарасов, но сразу осекся, заметив у неизвестного командира знаки различия дивизионного комиссара.
— Я член Военного совета Двадцать седьмой армии, — представился он. — А это мой ординарец. С нами был бригадный комиссар Бабийчук… Его, вероятно, ранило… надо выручать…
— Что будем делать, комиссар? — повернулся ко мне Тарасов.
Через несколько минут я с двумя сержантами уже полз к месту, где лежал Бабийчук. Заметив нас, немцы стали постреливать, но без особой настойчивости. То ли они просто-напросто не придали значения всему произошедшему, то ли не хотели раскрывать свои огневые точки.