— Возьмите над комиссаром шефство, — сказал Журин, когда мы с Осиповым пожали друг другу руки. — Помогите ему осмотреться, понять, что к чему. Наше дело вроде бы и не хитрое, но без знаний и у нас не обойтись.
Именно Александру Осиповичу я обязан тем, что за совсем короткое время узнал, какими заботами живет довольно многочисленный отряд управления, какие задачи предстоит решать коллективу. А главное — через несколько дней я уже имел достаточно полное представление почти о каждом работнике управления, мог сказать, что особенно ценное в характере того или иного человека, в чем на него можно положиться, какое дело ему доверить.
Осипова всюду, где бы мы ни появлялись, встречали приветливо, радостно. К нему обращались с уважением и младшие, и старшие по званию. И не только потому, что он занимал ответственную должность в управлении, по, как это сразу бросилось в глаза, и потому, что сам умел уважать людей, относился к ним с любовью. Признаться, вначале я просто диву давался, как это можно так всесторонне и глубоко знать каждого человека, уверенно, без боязни ошибиться характеризовать того или иного работника. Но позже понял, что это вполне закономерно. Осипов постоянно находился среди людей, был близок к ним, умел по душам поговорить с каждым сослуживцем, находил с ним общий язык.
— В чем особенности нашей работы? Мы имеем дело с людьми, пришедшими в управление с самых различных должностей. Они побывали в боях и стремятся снова на передовую. Для них служба здесь — нечто вроде отдыха: окрепнем, мол, наберемся сил и опять в бой. Некоторые так и рассуждают… В чем их обвинишь? В том, что они рвутся на передовой рубеж? Значит, надо убеждать, доказывать, чтобы каждый понял, что уже находится на этом самом передовом рубеже… Ведь без хлеба, без других продуктов питания не может быть боеспособного солдата, не может быть боеспособной армии.
Я всегда с интересом слушал «размышления вслух», которым довольно часто предавался Александр Осипович. И с каждым разом все больше убеждался, что он всем сердцем любит порученное ему дело, хорошо сознает его значение, искренне огорчается, если кто-то не разделяет его мнение о важности работы снабженца.
Как-то вечером мы возвращались со складов, где были сосредоточены грузы, предназначенные для переправки войскам самолетами. Погода стояла теплая. Вечер был лунный, тихий, безветренный. И если бы не раскаты орудийных залпов, доносящихся до нас, то можно было бы забыть о том, что на земле бушует война.
На территории городка мы заметили группу бойцов. Потягивая самокрутки, они о чем-то разговаривали.
— Какие проблемы обсуждаются? — весело спросил майор, подойдя к красноармейцам и здороваясь за руку с каждым. — Чувствую, что вы у нас новички, хотя, судя по выправке, знакомы с армейской службой.
— Проблем много, — ответил за всех один из бойцов. — Далеко зашел враг-то. И осилить его не просто. Вот и возникает вопрос: что же дальше будет?
— Что у вас с рукой? — уклонившись пока от ответа, спросил Осипов, кивнув на подвешенную на бинте руку бойца.
— Плечевое ранение. Две недели в госпитале провалялся. Да мы здесь, как говорится, все подштопанные. — Он как-то виновато улыбнулся, посмотрев на товарищей.
— Сетуете на свою судьбу? Товарищи, мол, там, в окопах, а мы, дескать, вот тут?
— Само собой…
— Не тревожьтесь, работы вам и здесь хватит.
— Хватит-то хватит, да работа не та, — вмешался другой боец, — получается, что мы вроде бы за спиной других прячемся…
— Слышали? — повернулся ко мне Осипов. — Выходит, и мы с вами за спиной у других. — Майор шагнул к бойцу. — А ты, мил человек, там, в окопах, хоть раз подумал о тех, кто тебе доставляет и свежий хлеб, и суп с кашей? Ел, и все тебе тут. А если бы голодным остался, хорошо бы тебе воевалось? А мы не одного тебя, целый фронт накормить должны… В любых условиях, в любой обстановке, где бы ни находились бойцы и командиры…
Наступила пауза. Осипов пошел по тропинке, ведущей к штабу, потом вдруг остановился, обернулся:
— А что касается того вашего вопроса, скажу, что дальше будет так, как бывало не раз: побьем мы врага. Плачевный конец будет у фашиста…
В штабе майор еще долго не мог успокоиться. Он ходил между столами по небольшой комнате, заложив руки за спину: небольшого роста, худой, сутуловатый.
— Все хотят воевать! Всех надо убеждать, что и мы воюем, воюем там, где нас поставили, делаем то, что нам приказали…
Я осторожно взял его под руку, усадил рядом.
— Неужели все, что мы видели сегодня, можно переправить самолетами? Это же тысячи тонн груза! К тому же фашистская зенитная артиллерия не даст авиации работать спокойно.