— Продукты, конечно, будут, — ответил я. — Но еще несколько дней ремни придется подтянуть потуже. Сиюминутной возможности снабдить вас всем необходимым, сами понимаете, нет…
Из расположения войск мы выехали поздней ночью. Яркие звезды висели над лесом, стояла такая тишина, что было слышно, как где-то далеко-далеко гулко гремели не то взрывы, не то громовые раскаты. И впереди нас, и позади беспрерывной чередой шли машины. Они эвакуировали в тыл раненых…
Ранним утром зашел к генералу Петру Федоровичу Подгорному, интенданту фронта, которому подчинили упродснаб. И хотя начальник тыла по-прежнему непосредственно руководил работой упродснаба, все-таки все вопросы я обязан был решать через интенданта. Это в какой-то мере снижало оперативность работы, что понимал и сам Петр Федорович. Но как бы то ни было, а мы с ним старались работать дружно, согласованно. Даже когда какие-то решения, касающиеся продовольственного снабжения, начальник тыла принимал без ведома генерала Подгорного, я обязательно ставил его об этом в известность. И Петр Федорович относился ко мне с полным доверием.
Петр Федорович сразу стал расспрашивать о том, что я увидел в войсках, какое настроение у бойцов, много ли потерь. Я подробно рассказал обо всем, что узнал.
— И все-таки количество продовольствия войскам придется уменьшить, — с горестью сказал генерал. — По крайней мере, в ближайшие двое суток. План-заявку на очередной рейс принесли? Давайте…
Положил перед генералом документ и стал ждать, когда он подпишет его. Петр Федорович не торопясь все прочитал и так же медленно вычеркнул большинство видов продовольствия, оставив в списке лишь сухари, концентраты, мясные консервы и табак. Он не сразу возвратил мне документ, а долго сидел над ним в раздумье. Его лицо мне казалось сильно постаревшим и бледным.
— Но мы не можем этим ограничиться, — возразил я, когда генерал вернул мне заявку. — Этим количеством продуктов людей не накормить…
— Знаю, — сердито ответил генерал. — Хорошо, что есть хоть концентраты. Без них нам бы каюк. Повезем концентраты. Вы же сами видели дорогу, а план-заявку составляете вон какую… Как же вы намеревались все доставить?
«Действительно, как? Это же не одна машина, не десятки, а сотни… Где их взять?» Об этом я почему-то раньше не подумал.
Вместе с Подгорным мы зашли к члену Военного совета генералу Д. С. Леонову.
— Ничего… Это не надолго, — сказал он многозначительно, ознакомившись с урезанной заявкой, и утвердил ее.
А я смотрел на этот документ и видел перед собой лица бойцов, с которыми беседовал на передовой, думал о том, как много еще предстоит им вынести, пережить, через какие большие испытания им нужно пройти…
Вместе с генералом Подгорным мы проконтролировали загрузку автомашин концентратами, проинструктировали шоферов, дали сопровождающим грузы офицерам строгий наказ беречь как зеницу ока каждый килограмм продовольствия. Когда машины были отправлены, Петр Федорович пригласил меня к себе.
— Чайку тощего попьем, побеседуем, — сказал он. — В постоянных хлопотах и разъездах мы ведь начинаем забывать, что иногда просто необходимо поговорить с кем-то по душам, пооткровенничать, что ли…
Генерал обитал в небольшом деревянном домишке, расположенном недалеко от штаба. Две комнатки, обставленные видавшей виды мебелью, кухня, порядком закопченная и, видимо, не нужная сейчас никому. Но в комнатах тепло и уютно.
Разговаривали долго и о многом. Петр Федорович показал мне фотографии жены, детей, расспрашивал о моей семье, давно ли мне не приходилось встречаться с родными. Узнав, что я не виделся с женой и дочерьми с начала войны, он с упреком покачал головой:
— Надо найти способ на пару дней хотя бы выбраться к ним. Обязательно надо…
Заговорили о конце войны, который, конечно же, по нашему убеждению, был не за горами, о нашем будущем.
— Хорошая у нас работа, право, — прочувствованно сказал генерал. — Трудное дело, но по-человечески благородное. Я ему, Федор Семенович, многие годы отдал и, знаешь, не жалею, люблю его и после победы останусь ему верным, если, конечно, доживу до этой поры. Да и ты, чувствую, работаешь от души, а человек счастлив, если дело приносит ему радость. Наш труд и после войны будет не менее нужным. Очень хочу, чтобы любовь и к хлопотной работе офицера тыла осталась у тебя навсегда…
Позже я много раз вспоминал этот ночной разговор с Петром Федоровичем. Его слова оказались пророческими: любовь к своей профессии сохранилась у меня навсегда.