— Вы не узнали меня, товарищ полковник?
Не отпуская руку молодого человека, я стал пристально всматриваться в его лицо.
— Нет, — с сожалением признался я. — Уверен только, что мы встречались, но когда и где, никак не припомню…
— Да, много воды утекло с тех пор, — улыбнулся раненый. Улыбка у него простая, приятная, по-детски ласковая. — Вы у нас комиссаром были. Ранило вас тогда…
— Старший лейтенант Родионов! Костя! Командир второй роты.
— Точно! Только теперь уже майор, комбат…
Я присел рядом на табуретку.
— Рассказывай, как там наши…
Родионов снова расцвел улыбкой. На этот раз — грустно, одними губами.
— Оставил полк вскоре после вас. Ранило… Знаю только, что мало кто остался в живых. Да и я-то чудом уцелел. Невезучий какой-то вообще: половину войны по госпиталям… Подремонтируют, подлатают, вернусь на передовую, а через месяц-другой опять в меня угодят фашисты. Хирург говорит, что на мне живого места нет, резать, мол, больше негде. Как, говорю, негде: на лице еще ни одного шрама нет. С обличьем, правда, мне везет. Ведь холостой я. — Он снова грустно улыбнулся. — Физиономия у меня должна быть в порядке. А в другом месте пусть режут сколько надо… Вот прошусь обратно в батальон, да не отпускают… А ведь я совсем здоров… ну… почти здоров… А вы, товарищ полковник, слыхал, по продовольственной части пошли? Переживали мы тогда за вас. Хорошо, что все обошлось!..
Вспомнили мы общих знакомых, кой-какие эпизоды из жизни полка.
— Послушай, Родионов, переходи к нам в упродснаб. Дело найдется. Помяла тебя война крепко, теперь и во втором эшелоне можно потрудиться, — предложил я.
— Спасибо, — не задумываясь, ответил майор. — Знаю, что и у вас дело важное, нужное. Но я все-таки еще там, на передовой, пригожусь. В долгу я перед фрицами: за свои и чужие царапины отплатить им надо…
По дороге из госпиталя я долго думал о К. А. Родионове. Встреча с ним, как говорится, разбередила старые раны, вернула меня к началу войны, в свой полк, к своим товарищам. Многие из них уже сложили головы на полях сражений, и я почему-то чувствовал себя виноватым перед ними. Вот и он, Костя Родионов, израненный, многократно склеенный и сшитый, снова рвется в бой. Скромный, застенчивый внешне, а сколько в нем внутренней силы, веры в нашу победу, сколько готовности драться с врагом до последней капли крови!
…Машина выскочила из леса на широкое поле и мягко покатилась по укатанной грунтовой дороге. Кругом на многие километры расстилался ковер весенней зелени. Росистая трава поблескивала на солнце.
— Исстрадалась земля, — повернулся ко мне А. И. Бурназян. — Какое богатство пропадает. Сколько бед принесла война.
— Все засеем, все восстановим, — откликнулся я, думая о Родионове. — Люди-то у нас какие!
— Это верно! Но сил и времени понадобится очень немало…
Дальше ехали молча. Каждый думал о своем.
Вернувшись в управление, я сразу же прошел в свою рабочую комнату: нужно было срочно познакомиться с некоторыми документами, изучить сводки о поступившем и находящемся в пути продовольствии. Сведения обнадеживали. Фронт уже имел довольно большие запасы круп, муки, концентратов, мясных продуктов, да и несколько эшелонов должны были вот-вот прибыть. Необходимо только организовать своевременную выгрузку вагонов, разместить продовольствие на складах.
Ко мне зашел секретарь партийной организации управления полковник Горский.
— Хорошо, что вернулись. Я волновался: ждать или проводить партийное собрание без вас… Не хотелось бы, конечно. Вопросов-то много очень важных, и главное — прием в партию заслуженных людей…
Глава V
Все для фронта
Доложите, как обстоят дела с обеспечением фронта продовольствием. Каковы его запасы? — потребовал генерал Д. И. Андреев, когда я доложил ему утром следующего дня о прибытии.
— Большинство видов продуктов имеется на складах столько, сколько положено по нормам. Несколько недостает мяса и мясных изделий, — доложил я.
— А что же вы бойцам курить ничего не даете? Жалуются на вас.
— Никаких табачных изделий, махорки на складах нет, товарищ генерал.
— С табаком дело, выходит, табак? — пошутил присутствовавший при разговоре Д. С. Леонов. Но я понимал, что дело принимает далеко не шуточный оборот.
— Так как же все-таки быть, товарищ Саушин? Не можем же мы сказать солдату: брось курить, у нас махорки нет. Вы хоть обращались куда следует?