Естественно, создание и оснащение штурмовых подразделений — проблема весьма трудная. Но не менее сложно и важно сколотить их, разъяснить каждому человеку сложность предстоящих задач, ответственность, возлагаемую на него, научить бойца действовать смело, решительно, находчиво, в соответствии с обстановкой. Необходимо было также практически натренировать личный состав. Поэтому в учебных городках, под которые спешно приспособили ранее занятые оборонительные сооружения и многие заброшенные поместья, похожие на крепости, с утра до вечера шел «штурм» преград.
В этот период в штурмовых подразделениях находились опытные политработники. Их огромная заслуга в том, что они вместе с командирами сумели сплотить личный состав, воспитать у каждого бойца высокое сознание долга, готовность преодолеть любые трудности, драться отважно, самоотверженно, до последнего дыхания.
Забегая несколько вперед, расскажу об одном эпизоде, свидетелем которого мне довелось быть в штурмовом отряде.
Над кирпичными развалинами и рвами с водой опустились сумерки. Бойцы устало возвращались на исходные позиции. Шли молча, сосредоточенно. У низкого дощатого дома их ожидала походная кухня. Повар, высокий, сутуловатый сержант, и маленький крепыш красноармеец уже открыли котлы, заполнив дразнящим запахом борща. Они пытались шутить, подбодрить товарищей, но тем было явно не до шуток, и они молча рассаживались, выбрав места поудобнее.
Наблюдая за этой процедурой, я думал о том, что в обстановке штурма такой благодати не будет, на обеспечение личного состава горячей пищей вот так прямо из котлов рассчитывать не приходится. Вся надежда на термосы, в которых придется доставлять пищу в район боя. Да и то вряд ли удастся это сделать. Скорее всего выход придется искать в обеспечении каждого бойца сухим пайком. Поэтому каждый продовольственный склад должен быть готов обеспечить бойцов штурмовых подразделений соответствующими продуктами.
Ко мне подошел капитан — командир одного из батальонов. Похвалив сегодняшний ужин, он выразил сожаление, что в период боевых действий так хорошо накормить бойцов не удастся.
— Удастся, — твердо заверил я. — У нас имеются хорошие запасы. Если даже не сможем приготовить или доставить горячую пищу — обеспечим отличным сухим пайком. Бойцы в обиде не будут…
— Не будут — это точно, — согласился офицер. — Не у тещи на блинах, а на войне — это каждый понимает. К тому же штурм. Каждый готов без куска хлеба ринуться в бой, только побыстрее бы перегрызть глотку фашистам, только скорее бы победа.
— Зачем же без куска хлеба? — перебил я комбата. — Бойцы даже в самые тяжелые для нашей Родины дни не оставались голодными, были накормлены и одеты как надо. А теперь обстановка изменилась в нашу пользу. Люди рвутся в бой — это прекрасно!
— После ужина у нас состоится открытое партийное собрание, — сказал капитан. — Будем говорить о задачах коммунистов в предстоящей операции. Приходите, послушайте…
Конечно же, я воспользовался приглашением. Пришел на собрание, когда дощатый дом уже был набит до отказа. Бойцы сидели на скамейках, а некоторые прямо на полу, шум стоял невообразимый. Помещение оказалось довольно вместительным.
Когда за столом, приготовленным для президиума, появился секретарь партийной организации, шум постепенно стал смолкать, и наконец наступила тишина. Двое бойцов встали и предложили мне место на скамье.
Пока шла обычная процедура открытия собрания, избрание президиума, утверждение повестки дня, я внимательно присматривался к лицам окружавших меня людей. И хотя в помещении стоял полумрак, можно было разглядеть и черты того или иного лица, и цвет глаз, и даже их выражение.
Рядом со мной, плечом к плечу, сидел ефрейтор лет сорока с крупным лицом. Щеки потемневшие, обветренные, правую от виска до нижней губы пересекал шрам. Большие крестьянские руки тяжело лежали на коленях.
«Этот наверняка прошел войну с первого ее дня. Многое повидал. Наверное, не раз был ранен, повалялся в госпиталях. А вот тот и пороху не нюхал. Наверное, из пополнения», — решил я, взглянув на молодого бойца, стоящего рядом. Он был совсем юным, с розовым, как у девушки, лицом, пухлыми губами. На шутки товарищей реагировал бурно, смеялся громко, словно боялся, что его обвинят в недостаточном почтении старших. И что-то неестественное, нервозное было в его смехе… Он еще во власти неизвестности, с тревогой ждет предстоящего. Парню только предстоит еще испытание… И мне захотелось сказать молодому бойцу что-нибудь по-отцовски доброе, ободряющее, ласковое. Но к импровизированной трибуне подошел командир батальона, и сотни пар глаз устремились к нему, наступила совершенная тишина.