Пока капитан говорил о том, какие задачи предстоит решить подразделению, какие обязанности возлагаются на каждого бойца и особенно на каждого коммуниста, в помещении стояла такая тишина, что слышно было, как где-то далеко изредка рвались снаряды. И только когда председательствующий обратился к собравшимся с вопросом: «Кто хочет выступить?» — по рядам волной прошел глухой гул.
Ефрейтор со шрамом на лице легко поднялся, откашлявшись, пробасил:
— Разрешите, я скажу…
— Говори, Попов!
— Не робей! Будь как в бою!
— Честно признаюсь — очень хочется дожить до светлого дня победы, — начал, пробравшись через ряды товарищей, ефрейтор. — Очень! Почти четыре года мы идем к этому дню. Через бои, через голод и холод, через смерть и слезы, через госпитали, через потери близких, родных, товарищей. И тем дороже для нас этот день. Мы мечтали о нем в боях, в окопах на земле Литвы и Латвии. Мы думаем о нем и теперь. Мы думаем о тех, кто отдал свои жизни, приближая его. И вот он не за горами! И от нас во многом зависит, как скоро он, этот день, настанет. Но его еще надо добыть. Каждый ли сознает это? Нас не пугают, не должны пугать никакие трудности. Мы должны быть готовы к тому, что кто-то погибнет от фашистской пули, кому-то не доведется дожить до победы. Но пусть вечным памятником всем, кто погибнет в бою, будет ласковое и мирное солнце над нашей Родиной, благодарная память потомков, счастье наших детей!
Какое-то время в помещении стояла тишина, такая, что, казалось, слышно дыхание людей. Затем раздались дружные аплодисменты. Я не заметил, как место ефрейтора занял молоденький лейтенант. Дождавшись, когда смолкли последние хлопки, он удивительно мягким голосом, но горячо заговорил:
— Друзья! К сожалению, мне не довелось воевать столько, сколько боев и сражений выпало на долю ефрейтора Попова. Не пришлось — по возрасту. Мне еще нечем гордиться — на моем счету нет ни одного уничтоженного фашиста. Но я клянусь: в предстоящем бою буду драться до последних сил — и призываю к этому всех товарищей. Фашистскому зверью, укрывшемуся в крепости, придет конец. И не спасут его ни толстые стены фортов, ни рвы, ни заграждения. Сомнем, уничтожим, и баста!
Когда под одобрительный гул собравшихся лейтенант пошел к своему месту, к комбату, сидевшему в президиуме, подошел сержант и, что-то шепнув на ухо, подал ему папку. Капитан раскрыл ее, быстро пробежал взглядом какую-то бумагу, поднялся:
— Товарищи! Получено обращение Военного совета Третьего Белорусского фронта ко всем воинам «Вперед, на штурм Кенигсберга!». Я зачитаю его…
Обращение было выслушано с огромным вниманием. Простые и емкие слова трогали за душу, западали в самое сердце, звали в бой, на подвиг, вселяли уверенность в успех, в победу, вызывали гордость за наш советский народ, за нашу великую Родину, сумевшую не только устоять под натиском сильного врага, но и завладеть инициативой в войне с ним.
Когда закончилось собрание, бойцы еще долго не расходились, живо обменивались мнениями. Некоторые из них подошли ко мне, стали задавать вопросы самые неожиданные, на которые я, признаться, иногда затруднялся ответить.
— Правда ли, что в штурме Кенигсберга будет участвовать вся авиация, действующая в Восточной Пруссии?
— Говорят, что вместе с нами в операции будут участвовать солдаты и офицеры антифашистского Национального комитета «Свободная Германия». Они, стало быть, будут разъяснять солдатам и офицерам кенигсбергского гарнизона всю бессмысленность их дальнейшего сопротивления. Как вы думаете, фашисты прислушаются к ним, откажутся от своих замыслов?
— Встречались ли вы с братом Зои Космодемьянской Александром? Он ведь воюет где-то рядом, командир самоходно-артиллерийской установки?..
— Как отреагирует фашистское командование фронта на предъявленный ему ультиматум?
Что я мог сказать бойцам? Да, в штурме Кенигсберга планировалось участие всей авиации, находящейся в Восточной Пруссии, — это было известно. Но нужно ли было говорить об этом красноармейцам? Вряд ли! Пришлось отделаться общими фразами: мол, авиации будет вполне достаточно, лишь бы не подвела погода. Кое-что пришлось рассказать об активной, самоотверженной работе антифашистов из Национального комитета «Свободная Германия». Вопрос был довольно щекотливым, и утверждать, что будет именно вот так, а не иначе, по меньшей мере, рискованно. Антифашисты действуют инициативно, бесстрашно, их делами постоянно интересуется командующий фронтом — а это что-то значит! Об этом я и сказал. Как сложится обстановка дальше — увидим.