Я рассказал о беседах с бойцами, о своих наблюдениях. Антонов молча выслушал.
— Злость, ненависть к врагу, жгучую ненависть надо воспитывать у каждого красноармейца и командира. Без ненависти к фашистам нельзя победить. Что они творят, сволочи, на нашей земле! Сердце кровью обливается… А воевать мы научимся, и побеждать сильного врага научимся…
Слушая командира полка, я подумал, что действительно мы еще не пробудили в каждом воине священную ненависть к захватчикам, к врагу, который сеет смерть на нашей земле, кровью заливает города и села, мучает женщин, стариков, детей. Решил в этот же вечер порекомендовать политработникам, коммунистам провести беседы с личным составом. В газетах и в передачах по радио было немало фактов зверских издевательств оккупантов над советскими людьми на временно захваченной территории, приходили письма от родных и близких бойцов, в которых рассказывалось о бесчеловечных преступлениях, творимых фашистами в занятых ими городах, селах, деревнях.
— Все сполна используйте в беседах. Каждый воин должен знать, с каким врагом встречается лицом к лицу, что ожидает его родных и близких, если захватчик будет безнаказанно шагать по нашей земле, — напутствовал я политработников.
К сожалению, не во всех ротах, взводах мы успели провести такие беседы. Поздно вечером командиров и комиссаров полков вызвал комкор Д. Д. Лелюшенко. Совещание длилось всего несколько минут.
— Наступление фашистов предположительно начнется рано утром, — сказал командир корпуса. — Огня не открывать до сигнала зеленой ракеты. По сигналу — огонь из всех имеющихся средств.
Возвращались в землянку возбужденные. Антонов взял меня под руку.
— Этот бой надо выиграть. Во что бы то ни стало. Он, если хотите, имеет психологическое значение. Кстати, вы поинтересовались, как накормлены солдаты? — спросил командир полка и, когда я утвердительно кивнул, продолжал: — Это очень важно. А то в такой заварушке мы иногда забываем, что красноармейцев, сержантов, командиров надо кормить в любой обстановке…
Признаться, с первых дней совместной службы с полковником Г. В. Антоновым я обратил внимание на то, что он глубоко вникает в любые вопросы, связанные с обучением, воспитанием, бытом, отдыхом личного состава. Он не вмешивался в дела политработников, не навязывал им свою волю, а тактично подсказывал, какие вопросы надо решать, советовал, как это лучше сделать. Когда же наши точки зрения расходились, он не давил своей властью, а спокойно, терпеливо убеждал, в чем я не прав, так же спокойно выслушивал мои доводы, объяснения и, если видел, что стою на правильных позициях, открыто признавал свою ошибку. Это, безусловно, укрепляло наши взаимоотношения, веру друг в друга, взаимное уважение. С Антоновым действительно, как я теперь убедился, было приятно работать.
Убедился я и в другом: у Антонова в любой обстановке, в любой ситуации на первом плане был человек. Ничто его так не раздражало, как пренебрежение интересами подчиненных, беззаботное отношение к нуждам командиров и красноармейцев.
Командир полка ежедневно интересовался, в каких условиях живут воины, как обеспечиваются положенным имуществом, сытно ли накормлены. И не жди от него милости тот, по чьей вине боец не получил всего, что ему полагается.
Я никогда не видел Антонова возмущенным, никогда не слышал, чтобы он на кого-то повысил голос. И только однажды был свидетелем, как полковник вышел из себя.
Еще до начала войны однажды мы после отбоя проходили по казарме. Некоторые красноармейцы уже спали, некоторые просто лежали. Командир полка остановился у одной из коек, отбросил одеяло, которым был укрыт солдат.
— Это что такое? — голосом, не предвещавшим ничего хорошего, спросил он у командира роты, сопровождавшего нас. Я увидел, что солдат лежит на матрасе, не застеленном простыней.
— После бани не успели получить белье, — попытался оправдаться командир роты. — Кладовщик ушел домой.
— Вызвать. Немедленно! — Он резко повернулся и пошел к выходу. — Это черт знает что! — уже не сдерживая себя, возмущался он, когда мы возвращались с обхода. — Кладовщик, видите ли, ушел… Из-за одного вся рота осталась без чистого белья. Наказать, примерно наказать виновных. Чтоб и другим неповадно было…
…В землянке меня ожидал политрук одной из рот. Он подал небольшой лист бумаги.
— Это обращение ко всем бойцам полка. Красноармейцы сами предложили.