— А что пан?
— Пошибче был этого гражданина. А поехал в Германию и вылечился. Выдал ему германский доктор цидульку такую и велел в соседнем городе каждый день печать на той цидульке ставить. А до города этого двадцать шесть верст. И версты те все пешим порядком надо было пройти. Вылечился пан, тонюсенький стал.
Собеседник Митрича подумал и потом сказал:
— А зачем тот неразумный пан в Германию ездил? Разве ж у нас в волости ему мало было места где ходить?
Панов у нас давно нет, а вот неразумные люди остались. Которым мало места в своей волости, чтобы ходить, бегать, плавать, и которые, хоть ты им кол на голове теши, единственным заслуживающим внимания местом отдыха признают только Крым или Кавказ.
Туризм, походы, экскурсии — вот куда должна стремиться молодежь!
Мне рассказали об одной девушке, знатной колхознице, которая отказала жениху, своему односельчанину, студенту Ленинградского вуза.
— Маня, почему же ты так Петра обидела? — спросили ее.
— А он по курортам ездит! Что у нас, в Каменке, нельзя отдохнуть?
И в самом деле, стыдно в девятнадцать лет становиться курортным завсегдатаем!
Но, конечно, берег теплого моря манит многих. Особенно тех, кто живет и трудится на далеком Севере или в холодной Сибири. И если такой человек погреется неделю-другую на золотом песочке, в том нет ничего плохого. Но как быть с этими людьми? Где им жить?
И тут мы подходим к вопросу об организации отдыха. Есть, оказывается, и такой бюрократический, но нужный в обиходе термин.
Я спросил у одного профсоюзного руководителя:
— Умеете ли вы отдыхать?
— Этот вопрос относится ко мне или к моим кадрам?
— И к вам, и к кадрам.
— С кадрами все в порядке. Строим санатории на Черноморском побережье. Ориентировочная стоимость — 2,5 миллиона рублей. На 133 койки. С люксами.
На курортах нужны удобные, но дешевые санатории, нужны гостиницы и пансионаты. Последних пока ничтожно мало.
Один уральский металлург приехал в Кисловодск полечиться и его поместили в пансионат:
«Моя койка, — пишет он, — стоит под образами. Над головой, на цепях висит тяжеленная лампада. Спишь, и тебе все время мерещится, что лампада падает на голову!»
Для многих отдыхающих в Кисловодске пансионат — это угол на частной квартире.
Стратегия и тактика отдыха у нас меняются. Но меняются медленно. Яркий пример тому — слишком медленное развитие сети удобных и дешевых пансионатов, которые явились бы прекрасным дополнением к нашим замечательным санаториям-дворцам.
В стадии теоретических споров находится еще вопрос о профиле дома отдыха. Что должен представлять собой такой дом, чем там должны заниматься люди?
Читаем письмо, полученное из дома отдыха «Прибой-2» в городе Кобулети. Неизвестно, как себя чувствовали отдыхающие «Прибоя-1», но в данной оздоровительной точке им было неуютно. «За двадцать четыре дня пребывания в доме отдыха, — сообщает отдыхающий, — у нас состоялось два концерта, одна лекция и пять экскурсий. Люди от скуки буквально лезли на стену».
Конечно же, людям, приезжающим в дом отдыха, надо предоставить возможность интересных занятий. Просто бездельничать — это еще не значит отдыхать.
Почему не подумать о домах отдыха — садах для любителей покопаться на грядках, о домах отдыха — студиях для увлекающихся рисованием и фотографией, о домах отдыха — рыбацких и охотничьих базах. Любой затейник, даже такой талантливый, как Карандаш, не создаст веселой и бодрой атмосферы, если в доме отдыха не будет настоящих увлекательных занятий для каждого.
Пусть поймут меня правильно. Я за отдых здоровый, увлекательный, интересный.
И пусть не обижается на меня моя маленькая дочка. Отправляясь в следующую прогулку, она не будет укреплять свое здоровье, сидя в мягком кресле автобуса. И не получит такого количества «вар.» и «жар.» предметов. Потому что лучший врачеватель человека — природа. А на природе и краюшка хлеба, и ключевая вода — настоящее лакомство.
Давай, давай!
Это случилось в те отдаленные времена, когда только входили в моду кители защитного цвета. На реке Хоперке, что петляет меж лесистых холмов Задонья, строили мост. Собственно, мост на Хоперке был, но прошлогодним, не в меру бурным паводком его начисто смыло. И теперь совхозный народ спешил управиться до вскрытия реки, чтобы снова не оказаться отрезанным от остального мира.
И там, где на посиневшем от яркого весеннего солнца льду плотники тесали бревна, где, ухая, рабочие вбивали в неподатливое речное дно сваи, бегал и суетился маленький человечек. Он размахивал туго набитым обшарпанным портфельчиком и односложно бубнил:
— Давай, давай, ребятушки!
Люди отмахивались от него, как от назойливой мухи, и продолжали молча работать.
Но когда рыжеусый бригадир распорядился поставить дополнительные опоры и соорудить ледорез, человечек перешел на резкий, визгливый фальцет:
— Ты что задумал, дьявол? Хочешь посевную сорвать? В предельщики торопишься угодить?
А бригадир совсем не горел стремлением что-нибудь срывать. Не испытывал особенного желания быть зачисленным в предельщики. И скрепя сердце отменил свое разумное распоряжение.
Мост построили. Вскоре проследовал по нему в совхозном «газике» наш человечек и, въехав в райцентр, остановился у здания, украшенного большим портретом в обрамлении несметного числа шестидесятисвечовых электрических лампочек. Он вошел в кабинет, где красовался такой же портрет, но уже без лампочек, и кротко доложил:
— Разрешите рапортовать. Ваша установка была построить мост к двадцатому. Мы не нарушили ее ни на один день.
Хозяин кабинета встал из-за стола, оправил китель и милостиво улыбнулся.
— Молодец, умеешь доводить директиву до сознания. Давай, действуй в том же духе.
Почтительно пятясь, человечек покинул кабинет.
Надо ли говорить, что первые же льдины Хоперки снесли сшитую на живую нитку переправу… Обвиненный в мостовредительстве рыжеусый бригадир оказался в местах отдаленных, а человечек с обшарпанным портфелем — в тресте, куда его перевели из совхоза за способность не задумываясь проводить в жизнь любые установки.
Вот в те самые времена руководство по способу «Давай, давай!» и вошло в обычай.
Кто не помнит установленных около административных зданий красиво оформленных огромных щитов? Местные живописцы обычно украшали их изображением: а) черепахи, б) пешехода, в) всадника и г) самолета.
Честь и хвала тем, кто восседает на лихом коне или, того лучше, завладел штурвалом самолета! Стыд и позор плетущимся пешочком или, того хуже, взгромоздившимся на панцирь неповоротливой черепахи! Об этих районные публицисты сочиняли хлесткие фельетоны, в них метали громы и молнии.
Тогда-то и выяснилось, что для седока медлительная черепаха куда опаснее дикого мустанга! С нее слетали вверх тормашками. Оказаться в длинном списке последним означало оказаться им последний раз. Отстающих били, даже не вслушиваясь в их объяснения.
Вполне правомерному понятию «объективные» причины был придан сначала саркастический, а потом уже и откровенно грозный оттенок. К битью быстро приохотились все те, кто любой руководящий тезис схватывал на лету, как утка схватывает не в меру распрыгавшегося лягушонка.
«За ссылку на объективные причины объявить…», «Управляющий (имярек), прикрываясь объективными причинами, сорвал сроки, чем поставил под угрозу… Исключить… Поручить прокуратуре…».
И управляющие самыми разными делами — выращиванием хлеба, возведением домов или подготовкой будущих медиков — стали думать не столько о самом деле, сколько о том, чтобы уберечь свои затылки от очередной затрещины. И боязливо прислушивались, не раздастся ли очередной нетерпеливый окрик:
— Давай, давай!
О людях судили тогда не по результатам работы, а по тому, проявляют ли они достаточное рвение.
Справедливости ради скажем: время увесистых подзатыльников кануло в вечность. И никто сожалеть об этом не станет. Сожалеть приходится о другом.