Дома отец разогревает кашу, приговаривая:
— Сейчас наша милая мать получит царский обед! В этой столовой замечательно готовят. Мне рассказывали. Сам Рабиндранат Тагор не отказался бы от такого обеда!
Почему Рабиндранат Тагор? Кто такой Рабиндранат Тагор? Логика в папиных остротах, как всегда, отсутствует.
Маму шутка тоже раздражает. Видимо, поэтому она решительно, хотя еще очень слаба, чтобы сердиться, отклоняет отцовские услуги.
— Что за болтовня? Меня Ленка покормит.
— Ни за что! Я сам!
— Нет, Ленка. Так мне хочется. Не спорь.
Когда я на пластмассовом подносике приношу маме тарелку с едой, она тихонько говорит мне на ухо:
— Загороди меня от папы спиной. Так. Теперь наклонись. Ниже, ниже.
Теперь скажи «А».
— А!
Тефтель из конины мигом оказывается у меня за щекой. Папа, чуя недоброе, крутится неподалеку, стараясь заглянуть через мое плечо.
Чтобы усыпить его бдительность, мама причмокивает губами:
— Та-та-та, как вкусно! Тагору такие биточки и не снились.
Папа доволен. Меня терзают легкие угрызения совести.
Крокодила Семеновна
Где-то ближе к весне я снова стала ходить в школу. На сей раз не в подвальную, а в настоящую большую ленинградскую школу. В ней, одной из немногих в районе, вдруг возобновились занятия.
Рослая, вся какая-то узкая учительница, в очках, с «кичкой» волос на затылке, представилась нам:
— Ребята, у меня очень трудное имя-отчество. Я сейчас напишу его вам на доске крупными буквами: НЕОНИЛА ЗЕНОНОВНА. Мы тут же окрестили ее Крокодилой Семеновной. Крокодила была близорука, рассеянна, часто забывала, что она задала на дом. За малейшую провинность она наказывала — выгоняла из класса. Мне нравилась эта «эвакуация». Можно было спокойно обойти все пять этажей школьного здания, заглянуть в промерзший гулкий актовый зал, про который я думала, что там совершаются гражданские акты (слова эти попадались мне в книгах), сунуть нос в пустой химический кабинет, заставленный запыленными предметами черной магии, пошляться по вестибюлю.
В школе нетоплено, как и везде, поэтому на уроках мы сидим в пальто, ватничках, шубейках. Учительница мужественно приходит на уроки в синем костюме с широкоплечим мужским пиджаком. Но видно, что внизу у нее «поддето». Самый скверный момент — начало первого урока. Действует санитарная комиссия. Надо раздеться и предъявить ей нижнюю рубашонку. Вши, конечно, есть у многих, почти у всех. Тут же, усевшись за парту, надо их вылавливать, уничтожать, а потом опять «предъявлять» бельишко. Ох, и скверная процедура! Посиневшее тело дрожит мелкой противной дрожью, никак не просунуть ногу в штанишки, пуговочки у лифчика-жилетки не застегнуть негнущимися пальцами. А тут еще насмешки мальчишек…
Отогреться удается еле-еле только к концу следующего урока. В глазах Крокодилы Семеновны я угадываю сочувствие, но внешне она его никак не проявляет.
— Комаровская, опять у тебя в тетрадке нарисован крокодил (наивная наставница!) и опять ты болтаешь с Антиповым. Выйди из класса. Погуляй и подумай…
Коварное племя
В начале 1942-го года я представляла из себя маленького заморыша, слабого, дистрофичного с виду. Но характер у меня был общительный и жизнерадостный. В квартире меня любили, я редко унывала и с легкостью переносила блокадные трудности.
Общество сверстников меня возбуждало и радовало. Но жизнь сразу же преподала мне несколько суровых уроков.
И самый главный — нельзя доверять мальчишкам. Это коварное племя. Они злы, вероломны и не ведают жалости.
Мальчишки издевались над моей хилостью — сдачи я им дать не могла.
Другие девчонки от них бегали и прятались, но мне это почему-то казалось унизительным.
Кончаются уроки. Дойти до дому — пара пустяков. Но каких страданий мне стоила эта короткая дорога! Уже на последнем занятии я нервничаю и украдкой оглядываю наших представителей сильного пола. Кто из них будет сегодня меня лупить? И чем? Портфелем или пеналом? А может, просто станут расстреливать из рогаток? Швырять камнями? Хоть бы один защитил!
И один, действительно, предлагает мне свою защиту. В обмен на пестрый стеклянный шарик, который я любила вертеть в руках. Согласна ли я? Что за вопрос! Шарик исчезает в кармане Бушуя — Витьки Бушуева.
Договариваемся так: я выхожу из школы первая, а он догоняет меня на углу, чтобы наш союз не так бросался в глаза. От всех нападений он отбивается вместо меня.