Выбрать главу

Мэри Bестмакотт

Хлеб великанов

Agatha Christie as Mary Westmacott "Giant’s Bread" (1930)

Перевела с английского E. Максимова

Б.С.Г. Пресс/Амфора, 2006.

ISBN 5-93381-213-7 (Б.С.Г.-ПРЕСС)

ISBN 5-367-00077-0 (Амфора)

Аннотация

Когда становишься взрослым, все видится по-другому. Блестящее коричневое

Чудовище под странным названием «рояль», которое так завораживало и пугало в

детстве, вдруг оказывается источником наслаждения прекрасными звуками. А

соседская девочка Нелл, скучная капризуля и рохля, превращается в самую желанную

женщину на земле.

Вернону Дейру потребуется целая жизнь, чтобы понять и принять две самые

большие любови, предназначенные ему судьбой, и сделать между ними трудный

выбор.

Мэри Bестмакотт

Хлеб великанов

ПРОЛОГ

На открытие нового театра — Национальной оперы — собрался весь лондонский

бомонд. Там была королевская семья. Там была пресса. Там был высший свет. Туда всеми

правдами и неправдами удалось пробиться даже музыкантам — в основном в задние ряды

галерки.

Давали «Великана», новое произведение доселе неизвестного композитора Бориса

Груина. В антракте после первого действия внимательный слушатель мог бы уловить

примерно такие обрывки разговоров: «Дорогой, это божественно...», «Говорят, это... это...

ну, в общем, это самое новейшее! Все специально не в лад... Чтобы это понять, надо

начитаться Эйнштейна...», «Да, дорогая, я всем буду говорить, что это великолепно. Но, между нами говоря, от такой музыки только болит голова».

— Неужели нельзя было открыть британскую Оперу произведением приличного

британского композитора? Нет, им понадобилась эта русская белиберда, — замечает

желчный полковник.

— Совершенно с вами согласен, — лениво отзывается его собеседник. — Но,

видите ли, у нас нет британских композиторов. Печально, но факт!

— Вздор! Не говорите чепуху, сэр. Им не дают ходу, в этом все дело. Что за тип

этот Левин? Просто заезжий грязный еврей, вот и все!

Человек, прислонившийся к стене, полускрытый занавеской, позволил себе чуть

улыбнуться — потому что он и был Себастьян Левин, единоличный владелец

Национальной оперы, попросту именуемый «Величайший в мире шоумен».

Это был крупный мужчина, пожалуй, несколько полноватый. Лицо у него было

желтое и невыразительное, черные глазки — маленькие и блестящие, а огромные

оттопыренные уши — вообще подарок для карикатуристов.

Мимо него катились волны разноголосого хора.

«Декадент...», «Упадочничество...», «Неврастеник..», «Ребячество...»

Это были критики.

«Потрясающе...», «Божественно...», «Грандиозно, дорогой».

Это женщины.

«Эта вещь — не больше чем помпезное шоу», «Во второй части, пожалуй, были

занятные эффекты — я имею в виду технические. Первая часть, «Камни», — нечто вроде

искупления. Говорят, старина Левин вне себя от восторга. Ничего подобного еще не

бывало», «В этой музыке есть нечто роковое, ты не находишь?», «Большевистские идеи, я

думаю. Шумовой оркестр — так это у них, кажется, называется?»

Это молодые мужчины — более интеллигентные, чем женщины, и менее

предубежденные, чем критики.

«Это не приживется. Трюк, ничего больше. Хотя как сказать... чувствуется что-то от

кубизма», «Левин — пройдоха», «Вкладывает деньги не жалея — и всегда возвращает с

лихвой». «Сколько стоит?..» Голоса падают до шепота — как всегда, когда речь заходит о

денежных суммах.

Это представители его собственной расы. Себастьян Левин улыбнулся.

Раздался звонок, толпа заколыхалась и не спеша двинулась на свои места.

Наступило ожидание, наполненное говором и смехом; свет затрепетал и стал

гаснуть. Дирижер прошел на свое место. Перед ним был оркестр в шесть раз больше

любого из оркестров Ковент-Гардена1, к тому же совершенно необычного состава.

1 Ковент-Гарден — Королевский оперный театр в Лондоне. — Здесь и далее примеч. пер.

Сверкали металлом странные инструменты, похожие на уродливых чудовищ; в углу

мерцал непривычный в данной обстановке хрусталь. Дирижерская палочка взлетела, потом упала, и тут же раздались гулкие ритмичные удары, будто били молотом по

наковальне. Иногда звук очередного удара исчезал, пропадал совсем... а затем внезапно

обнаруживался и втискивался без очереди, расталкивая другие.

Занавес поднялся...

В глубине ложи второго яруса стоял Себастьян Левин и смотрел.