Няня подняла глаза. В дверях стоял отец Вернона.
— Мистер Дейр, пожалуйста, уведите свою жену. Я не могу позволить, чтобы
моего пациента возбуждали и расстраивали.
Отец понимающе кивнул. Он бросил взгляд на Вернона и сказал:
— Не повезло, старик. А я вот однажды руку сломал.
Неожиданно все стало не так страшно. Другие тоже ломают руки и ноги. Отец взял
мать за плечи и повел к двери, что-то тихо говоря. Она протестовала, спорила, ее голос
звенел от эмоций.
— Где тебе понять? Ты не заботился о ребенке так, как я. Тут нужна мать. Как я
оставлю ребенка чужому человеку? Ему нужна мать.
— ...Ты не понимаешь. Я люблю его. Ничто не сравнится с материнской заботой,
это тебе каждый скажет.
— Вернон, дорогой, — она вырвалась из хватки мужа и подбежала к кровати, — ты
ведь хочешь, чтобы я осталась, правда? Ты хочешь мамочку?
— Я хочу Няню, — всхлипнул Вернон. — Хочу Няню.
Он имел в виду свою Няню, а не няню Френсис.
— О, — сказала мама. Она задрожала.
— Пойдем, дорогая, — мягко сказал отец. — Пошли.
Она оперлась на него, и они вышли. До Вернона донеслись слова:
— Мой собственный ребенок отворачивается от меня, идет к чужому человеку...
Няня Френсис разгладила одеяло и предложила ему попить.
— Няня скоро вернется, — сказала она. — Давай ей напишем? Ты будешь говорить
мне, что надо написать.
Вернона охватило пронзительное чувство благодарности. Нашелся человек,
который его по-настоящему понял...
3
Когда позже Вернон оглядывался на свое детство, этот период он всегда выделял.
Так это и называлось: «Когда я сломал ногу».
Конечно, приходилось признать, что в то время случались также мелкие
инциденты. Например, между матерью и доктором Коулзом произошел бурный обмен
мнениями. Естественно, это было не в его комнате, но Майра так повысила голос, что он
проникал через закрытую дверь. Вернон слышал негодующие восклицания: «Что значит я
его расстраиваю?! Я считаю, что я обязана ухаживать за своим ребенком... Естественно, я
была расстроена, я не из тех, у кого нет сердца. Посмотрите на Уолтера — ему хоть бы
что».
Было также много стычек, если не сказать баталий, между Майрой и няней
Френсис. Побеждала всегда Френсис, но дорогой ценой. Майра Дейр яростно ревновала к
той, кого она называла «платной сиделкой». Ей приходилось подчиняться требованиям
доктора Коулза, но она делала это неохотно и с откровенной грубостью, которую сестра
Френсис, кажется, не замечала.
По прошествии нескольких лет Вернон уже не помнил боль и скуку, которые тогда
испытывал. Он вспоминал только счастливые деньки, когда он мог играть и разговаривать, как никогда раньше. Потому что в лице няни Френсис он нашел взрослого, который не
считает, что «это забавно» или «занятно». Человека, который слушает с пониманием и
делает серьезные, разумные предложения. Няне Френсис он рассказал о Пуделе, Белке и
Кустике, о мистере Грине и его сотне детишек. И вместо «Какая забавная игра!» няня
Френсис просто спросила: эти сто детей — мальчики или девочки? Вернон никогда об
этом не задумывался, и они с няней Френсис решили, что там пятьдесят мальчиков и
пятьдесят девочек, что казалось справедливым.
Временами, расслабившись, он вслух играл в свои игры, и няня Френсис не
обращала на это внимания и не считала чем-то необычным. С ней было так же уютно, как
с Няней, но у нее было нечто более важное: дар отвечать на вопросы, и он инстинктивно
чувствовал, что ответы ее правдивы. Иногда она говорила: «Я и сама не знаю», или
«Спроси кого-нибудь еще. Я не так умна, чтобы объяснить». На всеведение она не
претендовала.
Иногда после чая она рассказывала Вернону сказки. Сказки никогда не повторялись
два дня подряд: первый день — про скверных девчонок и мальчишек, второй — про
прекрасную принцессу, эти Вернону нравились больше. Особенно ему полюбилась сказка
про принцессу с золотыми волосами, сидящую в башне, и про принца- бродягу в рваной
зеленой шляпе. История заканчивалась в лесу — возможно, поэтому Вернон ее так любил.
Иногда у них появлялся дополнительный слушатель. Мама приходила посидеть с
Верноном в первой половине дня, когда сестра Френсис отдыхала, но отец заходил после
чая, как раз во время рассказа. Понемногу это вошло в привычку. Уолтер Дейр садился
позади стула няни Френсис и смотрел — нет, не на сына, а на рассказчицу. Однажды
Вернон увидел, как рука отца прокралась и нежно пожала запястье няни Френсис.