– В чем дело?
– Я вспомнил, как ты заявляла в детстве, что никогда не будешь иметь никаких дел с мужчинами. А теперь ты только с ними и имеешь дело – то с одним, то с другим. Раз в месяц ты обязательно в кого-то влюбляешься.
– Не говори гадости, Вернон. Это были просто глупые девичьи фантазии. Ла Марр утверждает, что с темпераментными людьми такое всегда происходит, но истинно великая страсть – совсем другое дело.
– Только не испытывай великую страсть к Ла Марру.
Джо не ответила.
– Я не похожа на маму, – заговорила она после паузы. – Мама была такая безвольная с мужчинами. Она отдавала им все – была готова на что угодно ради человека, в которого влюблена. Я не такая.
– Нет, – подумав, согласился Вернон, – ты не такая. Но ты способна по-другому испортить себе жизнь.
– Как – по-другому?
– Точно не знаю. Например, выскочить замуж за человека, к которому, как тебе кажется, испытываешь великую страсть – и только потому, что больше его никто не любит, и промучиться с ним всю жизнь. Или просто жить с каким-нибудь прохиндеем, решив, что свободная любовь – великолепная штука.
– Так оно и есть.
– Я не говорю, что это не так, хотя, по-моему, это антиобщественное явление. Но беда в том, что, если тебе что-то запрещают, ты всегда стараешься поступить вопреки запрету, не важно, хочешь ты этого на самом деле или нет. Я не слишком ясно выражаюсь, полагаю, ты понимаешь, что я имею в виду.
– Больше всего я хочу стать великим скульптором.
– Это потому, что ты втрескалась в Ла Марра.
– Вовсе нет! Какой же ты противный, Вернон! Я ведь еще в Эбботс-Пуиссантс всегда говорила, что хочу чего-нибудь достичь.
– Удивительно, – задумчиво промолвил Вернон. – Старина Себастьян в детстве также говорил много того же, что проповедует теперь. Очевидно, люди с возрастом не слишком меняются.
– А ты собирался жениться на какой-нибудь красавице и всегда жить с ней в Эбботс-Пуиссантс, – с легким презрением напомнила Джо. – Неужели это до сих пор цель твоей жизни?
– Бывают цели и похуже, – заметил Вернон.
– Ты просто отъявленный лентяй!
Джо смотрела на него с нескрываемым раздражением. В некоторых отношениях они с Верноном были похожи, а в других являлись полной противоположностью друг другу.
«Эбботс-Пуиссантс… – думал Вернон. – Через год я стану совершеннолетним».
Они проходили мимо митинга Армии спасения, и Джо остановилась. Худой и бледный мужчина вещал скрипучим пронзительным голосом, стоя на ящике:
– Почему вы не желаете спасения? Иисус нуждается в вас, братья и сестры, но и вы нуждаетесь в – Иисусе! Вы не подпускаете его к себе, поворачиваетесь к нему спиной – вы боитесь его, потому что нуждаетесь в нем, сами того не зная! – Он с энтузиазмом размахивал руками. – Но вы еще узнаете – есть вещи, от которых невозможно убежать. – Проповедник добавил почти угрожающим тоном: – «Говорю тебе, в сию ночь душу твою возьмут у тебя…»[8]
Вернон отвернулся с легкой дрожью. Женщина в толпе истерически всхлипнула.
– Отвратительно! – сказала Джо, вызывающе вздернув нос. – Недостойное кликушество! Не понимаю, как разумное существо может быть кем-то, кроме атеиста.
Вернон улыбнулся, но промолчал. Он вспоминал, как всего год назад Джо каждый день вскакивала, чтобы успеть к утренней службе, упорно ела крутые яйца по пятницам и слушала как зачарованная абсолютно неинтересные, но строго догматичные проповеди красивого отца Катберта в церкви Святого Варфоломея, которая имела репутацию настолько «высокой»[9], что даже Рим не мог подняться выше.
– Любопытно, – произнес он вслух, – каково чувствовать себя «спасенным»?
Завтра в половине седьмого Джо вернулась из своей тайной поездки. Тетя Этель встретила ее в холле.
– А где Вернон? – осведомилась Джо, опасаясь, что ее начнут расспрашивать, понравился ли ей концерт.
– Пришел полчаса назад, сказал, что с ним все в порядке, но, по-моему, ему не по себе.
– Он в своей комнате? Сейчас поднимусь и посмотрю.
– Да, сходи к нему, дорогая. Выглядел он не-важно.
Джо бегом поднялась по лестнице, постучала в дверь и вошла. Вернон сидел на кровати, и, посмотрев на него, Джо вздрогнула. Она еще никогда не видела его таким.