— Ты вот добрая, ты очень добрая. А папа не добрый, но с ним очень, очень весело.
А как-то, погруженная в размышления, заметила:
— Папа не очень-то тебя любит. — И добавила с большим удовольствием: — А меня вот любит.
Однажды Силия решилась с ней поговорить.
— Джуди, твой папа хочет уйти от нас. Он думает, что с другой женщиной будет более счастлив. Как, по-твоему, надо проявить доброту и отпустить его?
— Не хочу, чтобы он уходил, — быстро проговорила Джуди, — пожалуйста, пожалуйста, мамочка, не отпускай его. Он очень счастлив, когда со мной играет, и потом, потом, он же мой папа!
«Он же мой папа!» Какая гордость, какая уверенность звучит в этих словах!
Силия думала: «Джуди или Дермут? Надо быть либо с тем, либо с другим. Джуди совсем ребенок, я должна быть на ее стороне». Но тут же подумала: «Я не выдержу больше такого обращения со стороны Дермута. Снова теряю почву под ногами. Мне страшно становится».
Дермут снова исчез — место Дермута занял незнакомец. Он смотрел жесткими, злыми глазами.
Ужасно, когда на тебя так смотрит человек, которого ты любишь больше всего на свете. Можно понять супружескую неверность, но Силия не могла понять, как одиннадцатилетняя привязанность вдруг — в одночасье — превращается в неприязнь.
Страсть может поблекнуть и пропасть, но разве ничего другого не было? Она любила его, и жила с ним, и родила ему ребенка, и пережила с ним бедность — и он с совершенным спокойствием готов никогда больше ее не видеть… Так страшно… безумно страшно…
Она помеха для него… Если б она умерла…
Он желает ей смерти…
Он, должно быть, желает ей смерти, иначе ей так страшно не было бы.
Силия заглянула в дверь детской. Джуди крепко спала. Тихо закрыв дверь, Силия спустилась в холл и пошла к выходу.
Из гостиной выскочила Обри.
«Привет, — сказала Обри, — гулять? Среди ночи? А почему бы и нет…»
Но хозяйка была другого мнения. Она сжала морду Обри ладонями и поцеловала в нос.
— Сиди дома. Хорошая собачка. Нельзя с хозяйкой.
Нельзя с хозяйкой — нет, правда нельзя? Никому нельзя идти туда, куда идет хозяйка…
Теперь она знала, что больше не в состоянии это выносить… Надо бежать…
После долгого объяснения с Дермутом она чувствовала такую усталость… и такое отчаяние… Она должна бежать…
Мисс Худ уехала в Лондон встретить сестру, которая возвращалась из-за границы. Дермут воспользовался этим, чтобы «выговориться».
Он сразу же признался, что встречается с Марджори. Он давал обещание, но сдержать его не может…
Все это было бы не важно, думала Силия, если б он только не начал ее опять поносить…
Она теперь многого и не помнит… Жестокие, обидные слова — и враждебные глаза незнакомца… Дермут, которого она любила, ненавидел ее…
И она не могла это вынести…
Есть очень простой выход…
В ответ на его фразу, что он уезжает, но через два дня вернется, она сказала: «Меня ты здесь не застанешь». По тому, как дернулось у него веко, она поняла, что он знает, что имеет она в виду…
Он поспешно сказал:
— Ну что ж, если тебе захочется уехать.
Она промолчала… Уже потом, когда все будет кончено, он сможет всем говорить (и убедит самого себя), что не понял смысла ее слов… Так ему будет спокойнее…
Он знает… И она распознала эту мгновенную вспышку — вспышку надежды. Он, наверное, и сам этого не заметил. Его бы возмутило, если бы пришлось признавать подобное… но надежда была…
Он, конечно, предпочел бы не такое решение. Ему хотелось бы услышать, что, как и он, она жаждет «перемены». Хотелось бы, чтобы, как и он, она жаждала свободы. То есть чтобы он мог делать то, что ему хочется делать, и чув ствовать себя при этом вполне уютно… Хотелось, чтобы она была счастлива и довольна, путешествуя по заморским странам, а он мог думать: «Вот это и впрямь отличный выход для нас обоих».
Ему хотелось быть счастливым и чтобы совесть у него при этом осталась спокойной. Он не воспринимал жизнь такой, какой она есть, он хотел, чтобы все было так, как того желает он.
Но ее смерть — это выход… Да и винить себя будет как будто не за что. Довольно быстро он убедит себя, что после смерти матери Силия находилась в тяжелом состоянии. А убеждать себя Дермут был мастер.
Некоторое время Силия тешила себя мыслью, что он будет жалеть… будет ужасно раскаиваться… Как ребенок. «Вот умру, и он пожалеет…»
Но она знала, что так не будет… Стоило бы ему только признаться себе, что он виноват в ее смерти, — и он пропал… Его спасение в самообмане… И он будет себя обманывать…