Джоан ничего не поняла, но удивилась ужасно.
— Не могу понять, о чем ты, — сказала она решительно.
Бланш молча с восхищением смотрела на нее.
— Старое доброе школьное лицемерие. Никогда ничего не замечать! Ты и в самом деле нисколько не изменилась, Джоан. Кстати, я ведь должна тебе двадцать пять фунтов. Только сейчас вспомнила.
— Ой, перестань.
— Не пугайся. — Бланш рассмеялась. — Припоминаю, я хотела когда-то вернуть тебе долг, но, вообще-то говоря, тот, кто дает денег взаймы, обычно знает, что не получит назад. Так что я не слишком беспокоилась. Ты повела себя как верная подруга, Джоан — эти деньги пришлись кстати.
— Кому-то из детей необходима была операция, если не ошибаюсь?
— Так думали доктора. Но все обошлось. Поэтому часть мы прокутили, а на оставшееся купили Тому бюро с откидной крышкой. Он давно его заприметил.
Взволнованная внезапно нахлынувшими воспоминаниями, Джоан спросила:
— А Том в конце концов написал книгу о Уоррене Хастингсе?
— Забавно, что ты помнишь! — Бланш заулыбалась. — А как же, написал, сто двадцать тысяч слов.
— И ее напечатали?
— Конечно нет! И тогда Том взялся за жизнеописание Бенджамина Франклина[265]. Это получилось у него еще хуже. Странный вкус, правда? Я хочу сказать — такие скучные личности. Если бы я решила написать о чьей-нибудь жизни, то выбрала бы, скажем, Клеопатру[266] — как-никак пылкая дама, или известного распутника Казанову[267]. Но все мы руководствуемся разными соображениями. Том снова потом нашел работу, правда, похуже прежней. Но я все равно рада, что он осуществил задуманное. По-моему, чрезвычайно важно, когда люди занимаются тем, что им по-настоящему нравится.
— Зависит от обстоятельств, — возразила Джоан. — Приходится со многим считаться.
— Но разве ты не занималась чем хотела?
— Я? — Джоан опешила.
— Да, ты, — подтвердила Бланш. — Ты хотела выйти за Родни Скьюдмора, так? Ты хотела иметь детей и уютный дом? — Рассмеявшись, она добавила: — И прожить счастливо до конца дней своих. Аминь.
Джоан тоже рассмеялась, почувствовав облегчение от того, что разговор снова стал непринужденней.
— Хватит тебе. Мне здорово повезло, я знаю, — согласилась она, а потом, испугавшись, что допустила бестактность по отношению к неудачливой, хлебнувшей горя Бланш, закончила: — Мне и в самом деле пора. Спокойной тебе ночи, я безумно рада, что мы повидались.
С чувством стиснув руку Бланш (неужели Бланш ждала, что она ее поцелует? Разумеется, нет), Джоан легко взбежала вверх по лестнице к себе в комнату.
«Бедная Бланш, — сокрушалась она, раздеваясь, аккуратно складывая и развешивая одежду и доставая пару чистых чулок на завтра, — бедная. Такая трагическая судьба».
Скользнув в пижаму, она принялась расчесывать волосы.
«Бедная Бланш. Так ужасно выглядит, совсем опустилась».
Джоан приготовилась ко сну, но медлила, стоя в нерешительности возле кровати.
Конечно, повторять молитвы каждый вечер совсем не обязательно. Откровенно говоря, много воды утекло с тех пор, как она вообще молилась. Да и в церковь захаживает не слишком часто.
Но она, без всякого сомнения, верит.
И тут она внезапно испытала совершенно необъяснимое желание преклонить колени возле этой весьма неудобной с виду кровати (с отвратительным хлопчатобумажным бельем, слава богу, у нее с собой собственная мягкая подушка) и помолиться честь по чести, как в детстве.
Это желание смутило ее, привело в замешательство.
Торопливо нырнув в постель, она натянула на себя одеяло. Затем взяла с маленького прикроватного столика приготовленную заранее книгу — «Воспоминания леди Кэтрин Дайсет» — на редкость занимательное, очень живое описание викторианской эпохи в период ее расцвета.
Прочтя строчку-другую, Джоан поняла, что никак не может сосредоточиться.
Я слишком устала, решила она.
Отложив книгу, она погасила свет. И снова ей захотелось помолиться. Почему это Бланш сказала, да притом еще как-то оскорбительно: «Эта молитва не для тебя». Что, в самом деле, она имела в виду?
Джоан быстро сочинила в уме молитву[268], состоявшую из отдельных, не связанных между собой слов:
«Господи — спасибо Тебе — несчастная Бланш — спасибо Тебе, что я не такая — огромная Тебе благодарность — и все мои молитвы — за то, что я совсем не такая, как бедная Бланш! — бедная Бланш — просто ужасно. Она сама, конечно, виновата — ужасно — просто кошмар — я другая — бедная Бланш…»
265
Франклин Бенджамин (1706–1790) — американский политический деятель, ученый-физик, писатель.
267
Казанова Джакомо (1725–1798) — итальянский авантюрист, автор «Мемуаров», в которых дана яркая картина жизни Европы накануне Великой французской ревлюции и разложения дворянства.
268
Эта молитва весьма напоминает молитву фарисея из библейской притчи о фарисее и мытаре — Евангелие от Луки, гл. 18, ст. 11.