Джоан даже разволновалась. Допустила двойную ошибку при подаче, и ее бросило в жар.
Тогда Родни, обернувшись, ободряюще взглянул на нее и улыбнулся этой своей доброй, приветливой улыбкой. А она подумала, что он удивительно привлекательный молодой человек… и прямо там влюбилась в него.
Выглядывая из окна поезда, Джоан вспоминала тот давний летний день, наблюдая за исчезающей спиной Родни, пока он не затерялся среди наводнивших платформу людей.
Казалось, он сбросил с себя годы и снова стал стройным юношей.
Сбросил с себя годы…
Внезапно, в пустыне, под лучами солнца, Джоан почувствовала, что не может сдержать дрожь.
Нет — нет… я не хочу больше… не стану больше думать об этом…
Родни идет по платформе, голова откинута назад, сутулость куда-то исчезла. Человек, сбросивший с себя невыносимый груз…
В самом деле, что с ней такое? Она воображает что-то, выдумывает. Глаза обманули ее.
Почему он не дождался отхода поезда?
А собственно, зачем ему было ждать? Он спешил по делам в Лондон. Многим вообще тяжело смотреть, как отходят поезда, увозя дорогих для них людей.
Нет, в самом деле непостижимо, как вообще можно так отчетливо помнить спину Родни!
Она все придумала…
Хватит, от этого не легче. Если ты придумал что-то такое, значит, подобная мысль сидела у тебя в голове.
Но не может же это быть правдой… вывод, который напрашивается сам собой, никак не может быть правдой.
Она сказала себе (не так ли?), что Родни рад ее отъезду. — А вот это исключено категорически!
Глава 4
Джоан пришла в гостиницу совершенно распаренная. Она невольно ускорила шаг, как будто хотела убежать от неприятной мысли.
Индус, взглянув на нее с любопытством, сказал:
— Мемсаиб ходить быстро. Зачем ходить быстро? Тут времени много.
Да уж, подумала Джоан, времени тут и в самом деле хоть отбавляй!
Индус, куры, жестянки и колючая проволока — все это ей уже порядком поднадоело.
Пройдя к себе в комнату, она достала «Центр власти».
Даже хорошо, что тут прохладно и темно, решила она. Открыла книгу и погрузилась в чтение. К ленчу одолела половину.
Подали омлет с гарниром из фасоли в томатном соусе, подогретого лосося с рисом и консервированные абрикосы.
Джоан поела немного.
Потом ушла к себе и легла.
Если она перегрелась на солнце, то полезно поспать.
Закрыла глаза, но сон не приходил.
Состояние было бодрое, голова — ясная.
Встав, проглотила три таблетки аспирина и снова легла. Стоило ей закрыть глаза, как она видела уплывающую от нее спину Родни. Это становилось невыносимым!
Джоан отодвинула занавеску, чтобы впустить в комнату немного света, и взялась за «Центр власти». Не дочитав всего нескольких страниц, она уснула.
Ей приснилось, что она собирается сыграть в паре с Родни. Они не сразу отыскали мячи, но в конце концов пришли на корт. Подавая, она увидела, что играет против Родни и дочки Рэндолфов. Она допустила двойную ошибку. «Родни поможет мне», — подумала она, поискала его глазами и не увидела. Все ушли, начинало темнеть. «Я осталась одна, — поняла Джоан. — Совсем одна».
Проснулась она мгновенно.
— Я совсем одна, — сказала она громко.
Отделаться от сновидения не удавалось. Слова, произнесенные вслух, звучали пугающе.
— Я совсем одна, — повторила она.
Индус сунулся в дверь.
— Мемсаиб звать?
— Да, — ответила Джоан, — приготовьте мне чаю.
— Мемсаиб желать чай? Сейчас только три.
— Не имеет значения, я хочу чаю.
Джоан услышала, как, уходя, он кричит: «Чай, чай!»
Встав с постели, она подошла к засиженному мухами зеркалу. Отражение собственного вполне нормального приятного лица успокаивало.
— Интересно, ты не заболела? — спросила Джоан у своего отражения. — Ты ведешь себя весьма странно.
Может, с ней случился солнечный удар?
Когда ей подали чай, она уже справилась с собой. Вообще говоря, все это просто смешно. У нее, Джоан Скьюдмор, расшалились нервы! Нервы ни при чем, это солнечный удар. Она теперь выйдет не раньше, чем сядет солнце.
Джоан съела немного печенья и выпила две чашки чаю. Потом дочитала «Центр власти». Едва она закрыла книгу, как тревога снова подкралась к ней.
Ну вот, больше читать нечего, подумала она.
Нечего читать, не на чем писать, нет с собой никакого рукоделия. То есть заняться совсем нечем и остается только дожидаться ненадежного поезда, который вполне может задержаться на много дней.